— Это все очень серьезно, Коля. Война снаружи — это не шутки тебе. Но, как ты воевать собираешься? У нас же на полигоне ничего почти нет. Его же ликвидировать собираются. Только огнеметные системы старые списанные остались, одна ТОСочка на ходу и два БТРа. Ну, еще три «Урала» с тентами, да пара «Уазиков». Даже ни одного танка нету. Побеждать с таким парком техники у нас вряд ли получится. Да и солдат мало. Ну, что может сделать одна охранная рота против всей армии финнов и дивизий немцев, которые им помогают? К тому же, контрактники у нас все служивые, сам знаешь, срочников не держим давно уже. Ну, и кто из контрабасов непонятно за что погибать захочет? Война та давно закончилась у нас. А то, что она где-то в параллельном мире, оказывается, до сих пор продолжается, то разве это наша проблема?
— Ну, если Родина прикажет, то пойдут и контрактники воевать, как миленькие, — возразил Сомов.
Синельников высказал собственное мнение:
— Да кто прикажет, Коля? Место это нигде даже пока не числится. А мы тут сами себе предоставлены теперь. Ты вот не застал того, что тут было до твоего назначения. А я, между прочим, после училища здесь лямку тяну служебную все годы. Так вот, полигон расформировывают потихоньку уже много лет. На моих глазах все происходит. Я, когда служить начинал, здесь еще велись работы по созданию химического оружия, тестировались средства поражения и защиты, испытывались зажигательные смеси и огнеметные системы. А потом чем мы начали заниматься? Утилизацией химоружия? Утилизировали несколько лет. Остался только периметр вокруг капониров. А сами они пустые.
Дислоцировался когда-то здесь по штату полк РХБЗ. Потом сократили до батальона. А теперь и того меньше, даже если всех технических специалистов пересчитать. Кому мы тут теперь нужны и для чего? Испытываем какие-то единичные экземпляры, вроде новой танкетки для разминирования. Даже вот эту лабораторию секретную под скалой отдали какой-то частной организации, аффилированной с Академией Наук. С тех пор этот амбициозный профессор Игнатов делает здесь все, что хочет. А нам только и шлют задания готовить к списанию то одно, то другое из оборудования и техники, чтобы потом генерал куда-то продал, да деньги поделил с кем надо. Беспредел, да и только. А ты вдруг приходишь и рассказываешь мне, что снова где-то там за аркой, созданной взрывом, обнаружилась прошедшая война с финнами и немцами. Даже не знаю, как реагировать на такой инцидент. Разве мы что-нибудь можем сделать? Не лучше ли эту арку в скале взорвать от греха подальше к чертовой матери? Будто и не было ничего.
— Мало что сделать можем. Ты прав, Миша. Но, вот попробовать спасать людей от врагов мы способны. Там же наши люди русские, — проговорил подполковник.
— И куда же их тащить? Прямо сюда, что ли? Как оформлять такое будем, Коля? Да и чем их кормить, беженцев этих? — спросил майор.
— Ну, так зачем же сюда их тащить, Миша? У нас же теперь целый промежуточный мир появился между нашим годом и сорок первым. Да там, похоже, и людей нет пока, зато зверья полно непуганого. Звери все здоровенные, упитанные. Один медведь, которого пристрелил сегодня, как наших два косолапых размером. А вороны больше в полтора раза. Остального зверья пока еще не видел, но подозреваю, что такое же крупное. Так что есть, чем кормиться людям. Вот туда в промежуточный мир пусть беженцы и расселяются. Пусть там колхозы свои создают, пусть коммунизм начинают на пустом месте заново строить. Без внешних врагов, так сказать. А мы помогать будем им, чем сможем, — поведал подполковник свой план.
— Так, слухи же пойдут! Да и происшествие в лаборатории надо оформлять, как положено. Как такое скрыть? — возразил майор.
— Из другого мира слухи? Это вряд ли. Тут у нас объект секретный. Все подписку давали о неразглашении. А начальники я и ты. Да и лаборатория эта, сам знаешь, считается по документам давно закрытой и ликвидированной, переданной на баланс Академии Наук, а через нее и вовсе аффилированной с ней какой-то исследовательской конторе. И то, что ее приказом сверху отдали в распоряжение профессору Игнатову, так это уже дело самого Игнатова. Он же ее дооборудовал за свой счет, чтобы тут свои научные исследования производить. Так что гибель его оборудования в результате его же эксперимента — это его издержки. Не наши. Нашего там ничего не имелось, а все, что стояло там из оборудования с прежних времен, давно списано.
Я, кстати, поговорил с Игнатовым. Он сказал, что будет действовать заодно с нами и уладит все самостоятельно со взрывом в лаборатории. Да этот профессор больше нашего в освоении этого нового пространства заинтересован. Это же какой ему научный интерес подвернулся! Говорит, что эпоха в новом месте доисторическая. Причем, там чуть ли не миллион лет до нашей эры. Ну, точно даже он пока сказать не может, пока тщательно не исследует. Всю жизнь можно этот новый неведомый мир изучать. Ребята старлея Костюкевича беспилотник запускали, так пространство огромное. Вот пусть и изучает. Так что этот Игнатов не предаст, — сказал Сомов.
— Ну, будем надеяться. А то не каждый день шанс выпадает из майора, которому скоро на пенсию, сразу стать правителем целого нового мира, — пошутил Синельников, отхлебнув еще коньяка.
— Заместителем правителя, ты хотел сказать. Начальник тут все-таки я. Не забывайся, — поддержал шутливый тон сослуживца подполковник.
— Ну, заместителем царя батюшки тоже стать неплохо. Имя то у тебя государево, Николай Павлович. Звучит хорошо, — усмехнулся майор.
— Вот кем не собираюсь быть, так это царем, — сказал Сомов.
— А кем хочешь назваться, президентом, что ли? — удивился Синельников.
Подполковник вновь поднес к губам стопку и проговорил:
— Нет, президентом тоже не хочу. Не поймут те люди, которыми мир населять собираемся. Им больше понятна будет должность коменданта. Комендант нового мира. Как тебе?
— Это вроде военного диктатора? — спросил майор.
— Ну, что-то вроде того. Знаешь, я, когда маленьким был, всегда восхищался Фиделем Кастро. Книжки про него читал. И про Че Гевару еще. И сам я бредил сделаться таким же, когда вырасту, как Эрнесто Че Гевара или как команданте Кубы. Да только не сбылась моя детская мечта тогда. Ведь Советский Союз взял, да и развалился, когда я еще школьником был. А сейчас вдруг появились условия, чтобы та моя мечта сбываться начала, — поведал подполковник.
— Так ты что же, всерьез намереваешься такую жизнь в новом мире построить, как на Кубе? — спросил Синельников.
— Ну, почему как на Кубе обязательно? Ведь мы же с тобой в России родились. Вот и будем строить Новую Россию, только справедливую. Ну, конечно, на основе советских людей строить придется. Потому что все эти беженцы от той старой войны они и есть те самые советские люди. Других, чтобы новый мир заселять, нам взять неоткуда, — сказал Сомов.
— Почему же неоткуда? Можно же отсюда набирать. Наших современников. Типа туристов. Нам еще и деньги хорошие платить будут за разрешение на переход в другой мир. Устроим эксклюзивные туры. Обогатимся. Или вот еще. Найдем, например, там золото и переправлять сюда станем, — предложил майор.
— Ага, бизнесмен хренов, а потом начальство быстро прознает, да прижмет нас к ногтю и само такую кормушку зацапает. А нас подставят и крайними сделают, что сразу это самое начальство не оповестили, а еще все косяки на нас и повесят, будь уверен. Да и наших нынешних соотечественников только пусти в новый мир, так испоганят же все! Коммерцию разведут, да эффективных менеджеров назначат, которые все распилят и распродадут. Этого мира им мало, так еще и другой подавай? Нет уж. Пусть лучше заповедник советских людей у нас там будет на новой территории. Будем постепенно социальный эксперимент проводить. А там посмотрим, — решил Сомов, допив коньяк.
Глава 7
Пока одни колхозницы с несколькими мужиками, временно освобожденными Васильевым от службы в партизанском отряде, расчищали пещеры от следов жизнедеятельности медведя, другие колхозницы варили из этого самого медведя суп. Медвежий суп в Карелии умели готовить издревле. Карельская тайга веками была настоящей кормилицей для коренных жителей, и те семьи, в которых кто-нибудь промышлял охотой, передавали из поколения в поколение древние рецепты. Потому и умели в карельских землях готовить даже медведей. А приготовить дичь, добытую хозяином дома на охоте, считалось за честь для хорошей карельской хозяйки, для настоящей хранительницы семейного очага.
