«Стоп, — подумал Диего. — Я не могу так поверхностно судить о женщине, жившей триста лет назад, фактически ничего о ней не зная. Нужно как можно скорее заняться изучением архивов».
Для посещения туристов была открыта небольшая часть Алькасар де Колон, и Серменьо весь день двенадцатого октября посвятил изучению общедоступных данных. Картины, библиотека, предметы быта хозяев этого дворца — всех, от Диего Колона до генерала Виктуара Жирардена, построившего новый правительственный комплекс в 1899 году. «Крохи, — думал Серменьо. — Верхушка айсберга. Здесь я не найду ничего, что может дать мне ключ к отгадке».
Директор музея, пожилой француз по имени Бенуа, принял его приветливо. Серменьо приехал в Сен-Доменг с рекомендациями своих коллег из музея Прадо, но директору оказалось достаточно взглянуть на гостя.
— Какие рекомендации! — запальчиво воскликнул он. — О чём вы, месье? Ваш фильм наделал шума в нашем осином гнезде, именуемом Учёным советом — своими выводами вы осмелились задеть за живое всех исследователей древних камней!
— Мои выводы не более, чем одна из гипотез, имеющих право на существование, — сдержанно улыбнулся Диего. — Вы позволите ознакомиться с архивами?
— Какой период?
— С тысяча шестьсот семидесятого по тысяча семьсот семидесятый. Это для начала.
— О, чутьё вас не подвело, — старик Бенуа лукаво прищурился, отчего его сморщенное лицо сделалось похожим на печёное яблоко. — Поверьте, это самое интересное столетие в истории нашего райского островка… Пройдёмте.
Серменьо на миг представил себе стеллажи до потолка, набитые древними фолиантами, пахнущие старой бумагой, пылью и мышами. И тут же улыбнулся своей мысли. Подлинники во многих архивах мира давно хранились в специальных помещениях с особым микроклиматом, а их сканы были записаны на лазерных и кристаллических носителях. В зависимости от степени секретности их можно было либо найти в мировой сети, либо купить сертифицированную копию, либо получить доступ через связь с правительством. Серменьо на всякий случай запасся разрешением, но оно не понадобилось. Все документы, хранившиеся на терминале Алькасар де Колон, были рассекречены. За давностью лет.
— Я бы предложил вам сделать копию и просмотреть документы в более удобной обстановке, у себя дома, но там слишком большой объём, — сказал Бенуа, включая архивный терминал. — А кроме того, невозможно понять историю Сен-Доменга, находясь в тысячах километров от него. Нужно дышать этим воздухом, видеть это солнце, слышать наше море. Здесь, как в ваших древних камнях, записан каждый миг истории… Впрочем, я позволил себе излишний романтизм, — рассмеялся директор. — Но вы, как палеоисторик, должны меня понимать. Иной раз камни бывают красноречивее любых документов.
— Здесь мне нечего возразить — вы совершенно правы, месье, — с уважением произнёс Диего. — Камни о людях иногда могут сказать больше, чем люди о камнях.
— Я помню, это ваше излюбленное выражение. Вы даже вынесли его в предисловие вашей книги… Итак, вот ваш терминал, он подключён к главному банку данных музея и к мировой сети. Сидите здесь сколько хотите. Напротив, через площадь, есть недорогие закусочные. Если задержитесь, ночной сторож вас выпустит, я его предупрежу. Если вам понадобится моя консультация, вот мой номер. Всегда буду рад вам помочь.
— Спасибо… Скажите, месье, — вдруг добавил Серменьо, остановив директора своим возгласом буквально в дверях, — вы случайно не потомок генерала Фернана Бенуа, разбившего знаменитого англичанина Нельсона у Трафальгара?
— Увы, нет, — улыбнулся старик. — Мне часто задают этот вопрос. Но я всего лишь однофамилец.
— Простите меня, месье.
— Поверьте, мне даже лестно, что меня считают родственником столь знаменитой персоны. Он умер бездетным. Где-то на западе Сен-Доменга живут потомки его брата, но я не из их числа… Удачи вам в поисках, месье!
Первым делом Серменьо поднял данные, которые и заинтересовали его ещё четыре года назад. Нашёл в мировой сети страничку со статьёй Гумилёва, посвящённой этому вопросу. И только после этого открыл вкладку в электронном каталоге музея с соответствующими архивными документами.
Дневники генерала Алины Эшби, относящиеся к позднему периоду её жизни. Более ранние, к великому сожалению сен-доменгских историков, были утрачены в 1742 году, когда франко-английская эскадра захватила город. Отступавшие защитники во главе с пожилым генералом Оскаром Магнуссоном увезли в горы что смогли. Что не смогли — уничтожили. Погибли многие ценные документы, и в их числе — ранние дневники женщины-генерала… Но и то, что сохранилось, до сих пор вызывает споры исследователей. Гумилёв сумел убедительно доказать, что Алина Эшби делала личные записи на диалекте русского языка, близком к современному. Из отличий можно отметить лишь большее количество непонятных жаргонных слов и заимствований из языков романо-германской группы, но последнее легко объяснить долгой жизнью среди западных европейцев. Всё бы ничего, но Гумилёв утверждал, что в конце семнадцатого века ни один из существовавших тогда диалектов русского языка не был настолько близок к современному! Что это? Ловкая мистификация? Или Алина Эшби была лингвистом, предвосхитившим появление общерусского литературного языка в середине восемнадцатого столетия?.. Кто даст точный ответ?
«Ладно, Бог с ней, с этой лингвистической загадкой, — думал Серменьо, пролистывая сканы дневников. Пожелтевшая бумага и порыжевшие от времени чернила донесли до исследователя крупный размашистый почерк женщины-генерала. Таким почерком пишут обычно люди властные. — Возьмём на заметку и идём дальше. Где переводы?»
Переводам Гумилёва стоило верить: он же русский, ему лучше знать. Кстати, они были встроены в программную оболочку. Выбрав французский язык, Диего начал читать, время от времени наводя указатель сенсорной «мышки» на активные закладки в тексте…
…Угадайте, кто сейчас у меня старший помощник? Вот ставлю сто ливров против ломаного су — ни за что не угадаете… Что ж, прошу любить и жаловать: лейтенант Александр Даниэль. А по-русски — Александр Данилыч Меншиков… Удивительно, как его ни адмирал Эскобар, ни парни до сих пор не прибили? Ведь подворовывает же, хоть и офицер отменный. Петлёй грозилась — не действует. Ибо живёт мин херц Данилыч по старому нашенскому принципу: не пойман — не вор…
«Кто такой этот Меншиков? Почему она выделила его из прочих? Откуда он ей знаком? Ведь не прославился на родине ничем, кроме недолгой службы в Преображенском полку, воровства и бегства… Загадка!»
