— ДАААААААА!!! — огненная вода обжигает глотку, прохожие разбегаются от греха подальше…
Моей спины касается чья-то рука. Чьё-то знакомое дыхание и запах хороших духов. Повернув голову я вижу, что не ошибся — перед мной стоит Женя… Ого, это же наша "мисс надменность", только вот сейчас никакой напускной надменности в её глазах нет. Читаю по глазам, что она сейчас "ой как жалеет!", что тогда, на днюхе у общей знакомой, отшила меня.
— Саш, а тебя что… тоже? — голосок то выдаёт.
— Да, — моя рука ложится на её плечо. Она вздрагивает как от удара током, краснеет и всё-таки тоже обнимает меня.
— Дай, — я отбираю бутылку у уже нетрезвого к этому моменту Белого и доливаю в свой стакан. — Держи, — протягиваю Жене нехитрую закуску: кусок чёрного хлеба с колбасой, купленной в ближайшем магазине.
От спиртного её щеки краснеют ещё сильней. А когда мы обнимаемся и целуемся, я чувствую, что наши сердца бьются в унисон. И бились они ещё издавна, просто одна ждала, а другой не решался.
Спустя некоторое время, появляется патруль милиции в полной боевой выкладке — с автоматами, в брониках и касках, и нас просят свалить в военкомат. Мы рассаживаемся по машинам и срываемся с места, с визгом и воем клаксонов, рёвом динамиков и гулом сабвуферов.
Как мы добрались до райцентра, я пропущу, ибо это описание не для слабонервных — колонна, длинная, шла с включенными фарами, заезжая на встречку, лихача и обгоняя всех, кого можно… Кто-то высунулся с флагами ВДВ и России. Со стороны можно было подумать, что стая бабуинов справляет свадьбу.
В райцентре машины пришлось оставить вдалеке от военкомата — всё было забито припаркованным или просто оставленным на дороге автотранспортом, а хаос, по мере приближения нас к нему возрастал — шли провожать своих родных, близкий и дорогих людей на войну. Шли и те, в ком нуждалась наша страна — защитники, молодые и старые, пьяные и трезвые, отцы семейств и прыщавые мальчишки. Стоп… вот прыщавых было мало — в основном — народ, призванный из запаса. Да и что эти дрищи могут… Автомат-то в руках не держали, а от танка, когда он на тебя, сидящего в окопе, наползает, оглушая грохотом, а ты должен сначала выстрелить по нему холостыми — типа отсекаешь пехоту, или портишь триплексы или прицел. А затем, отлежав и отбоявшись свои секунды на дне осыпающегося от тяжести проходящей сверху машины ровика, поднимаешься и швыряешь в пердящую выхлопом корму гранату. Кто-то орал от страха, а кто-то и терял сознание. Это только в фильмах и на словах все смелые.
Не доходя до военкомата, наша компания столкнулась с такими же бухими в пятую точку парнями и вместо драки стала ещё пьянее — встретились старые сослуживцы, и так, обрастая народом, "зёмами" и знакомыми, мы протолкались к воротам военного комиссариата.
Женя прижалась ко мне, а её красивые и тоненькие пальчики крепко сжали мою руку — как-никак кандидат в мастера спорта по дзюдо. Наставал этот гребаный момент расставания. Всё ближе и ближе с каждым шагом.
Стоять и смотреть друг другу в глаза, что-то говорить… И просить Бога подарить ещё пять минут… Две… Одну…
— Саня! Идём! — голоса ребят рвут по живому. Женя успевает что-то сунуть мне в руку. И я вижу слезы на её лице.
Зачем мы играем в эти брачные игры? Чтобы потом вот так вот стоять, даже не успев стать одним целым?!
За воротами комиссариата нас разбили на мелке группы и отсеяли от провожающих злые как собаки милиционеры и ОМОН, пропустили во внутренний двор — тот был битком набит народом. На меня начал действовать алкоголь, я это понял, когда отирал от воротника губную помаду… Ой… Ик… Блин.
В тепле приёмного кабинета меня почти разморило, но я пытался сохранять трезвость мыслей и координацию движений. Протянул свой "военник", подтвердил номер ВУС и после пары формальностей был отправлен на улицу — ждать отправки. Затем была погрузка на автобусы, и в сопровождении машины ГАИ нас повезли в город на центральный сборный пункт.
Организм быстро восстанавливался, то есть спал всю дорогу — на меня спиртное действует только так, и к тому моменту, когда мы прибыли на место я прекрасно выспался.
Нас просто вывалили из автобусов на одной из площадок. Я и ещё двое ребят распихали самых бесчувственных в теньке, подстелив куртки и подложив под головы "несчастным" сумки — земля-то была ещё холодной, несмотря на летнюю жару. Тут очень помог один лейтенант, что отдал приказ своему подчинённому — и тот прибежал с вёдрами холодной воды. Над плацем стоял мат-перемат. Ледяной душ быстро отрезвил всех, и нас погнали на склад — получать нехитрое солдатское имущество.
Затем всех кто прибыл, согнали в один строй и стали разбивать по командам согласно ВУСам и родам войск.
— Команда Кяхта — правый фланг! Команда Иркутск — левый фланг! — расталкиваю своих соседей и выхожу из строя. Кяхта так Кяхта. Нас всех собирают в колонну и гонят на погрузку в подъехавшие армейские грузовики. Успеваю лишь помахать на прощанье оставшимся в строю друзьям и знакомым.
Дальше — полевой аэродром и уже стоящие в ожидании нас транспортные вертолёты.
— К вертолётам, повзводно, на погрузку! Бегом… Марш! — мы заученно, словно только что из части, грузимся в "вертушки". Будто бы ещё вчера всё отрабатывали.
В голове бьётся одна удивительная мысль: "Ну, вот мы и дома!"
И даже шум двигателей ничуть не мешает мне снова уснуть.
Во сне я снова держу Женю за руки.
Подъём провели спокойно, но как положено — быстро. Не слишком торопясь подняться, одеться, обуться, оправиться и только потом надевать "РД", набитые металлоломом. Кто научился — успевает всегда и везде. Из одежды только берцы, штаны и майки. Если есть желание — можно надеть кепи или платок.
Это зарядка и первый день раскачки, поэтому щадящие три километра. Ползком.
Бррр, какая земля-то холодная. До такой степени, что кажется, если остановишься, то примёрзнешь к ней моментально. Но надо ползти… Пока сержанту не надоест.
А ему не только не надоедает, но и нравится. Поэтому ползёт наша рота как червяк — извилисто и по грязи.
— Шевелись парни! — Голос сержанта бодр и весел. — До завтрака уже двадцать минут, а нам ещё обратно ползти! Ну, шустрее, тараканы!
Теперь сам прыгаешь активнее, лишь бы хоть как-то согреться — джамп, вприсядку, кувырки, элементы рукопашной — лишь бы потеть, сгоняя с себя появившийся на гражданке жирок.
Рота сборная — некоторые из тех, кто хрипит и сопит позади меня, уволились в запас аж восемь лет назад. Поэтому кто-то уже пыхтит как паровоз… но всё равно ползёт к цели.
Лёгкие свистят как кузнечные меха, тело как чужое, руки уже не соображают что делают. Пру вперёд только на втором, нет, шестом дыхании. Уже просыпается внутри уснувшая, казалось — навсегда, но разбуженная, оттого и взбешенная, злость армейского разведчика. Вперёд, только вперёд…
