— Я вас понял, Иосиф Виссарионович.
Да уж, товарищ Сталин в очередной раз показал, кто тут самый умный. Я-то что видел? То, что оппозиция собирает под свои знамена всех недовольных и всячески укрепляет позиции. Что мне очень не нравилось в этой шобле — то, что там были, в основном, болтуны. Любители теоретизировать и дискутировать. А меньшевики таковыми являлись в подавляющем большинстве. К тому же, данные товарищи с легкостью продадут страну кому угодно. Даже не продадут, а проболтают. И сами не заметят, как это получилось. Я вот лично никогда не считал Горбачева сознательным предателем. Но он был по психологии типичным меньшевиком. Это я понял уже в этом времени. Нагляделся на таких.
Оппозиция, недовольная ростом влияния Сталина-Дзержинского их подпевалы Конькова, явно набирала под свои знамена всех, кого только можно. Сведения-то имелись. Главный козырь был старый — «нарушение партийной демократии». И вот тут липовые «старые большевики» были очень к месту. И ведь интересно, а сколько вот таких в моей истории были причислены к «уничтоженной Сталиным ленинской гвардии»?
И Сталин это явно понимал. Он давал противнику возможность развернуться. Видимо, на такие демарши у него методы имелись. Да и то сказать — базары о демократии в это время воспринимались примерно так же, как и в моё. То есть, могли в ответ и в морду дать.
Но Виссарионович явно смотрел дальше. Ему-то кастовая структура партии ни на фиг не встала. Уж про такой гениальный ход как «ленинский призыв» знает любой, кто вообще-то интересовался политологией. То есть, кто не понял — позиция Сталина была как раз в том, чтобы размыть кристально чистый образ «старых большевиков». Когда будет надо, мы с хорошо поставленным изумлением скажем: да какой же он ленинский гвардеец, как заявлял, он всегда Ильича критиковал! Значит, и о настоящих старых большевиках можно будет поговорить. А там есть о чём…
А потом создать заново миф о Великой Партии, которая всех победила — как это было сделано в моей истории в «Кратком курсе» — дело нехитрое.
Конец одной карьеры, начало другой
По Черному морю мотает шаланду
Три грека в Одессу везут контрабанду[173]
Кабинет, в который ввели Савинкова, не отличался изысканностью обстановки. Простой стол, над которым на стене висел плакат с Лениным, подметающим Земной шар, несгораемый сейф в углу, стул для допрашиваемого. За столом сидел интеллигентный молодой человек в поношенном френче.
— Гражданин Мишанин? Я оперуполномоченный Одесского уголовного розыска Евгений Петрович Катаев. Я буду вести ваше дело.
В этом деле Савинкову не везли с самого начала. И ведь какое-то предчувствие ему нашептывало: не стоит ехать! Нет, он не сомневался, что представители «Либеральных демократов» те, за кого они себя выдают. Но вот какая-то заноза имелась. Опыт подполья не пропьешь.
Да только вот деваться было некуда. Эмигрантская организация, не имеющая связи со своей страной — это ноль без палочки. Кучка болтунов. Об этом Савинкову уже открытым текстом говорили англичане и французы. И ладно был говорили — так денег не давали! Правда, финансирование предлагали американцы, но они в качестве ответной любезности требовали поставки сведений экономического характера. Борис Викторович понимал, что прими он такое предложение — станет просто-напросто наемным шпионом. И станет работать даже не на американское государство — а на финансовых воротил. А амбиции Савинкову этого не позволяли. Да и в любом случае — агентура нужда.
А люди из ЛД настойчиво требовали прибытия Вождя. Последнее письмо, доставленное в Париж, являлось, по сути, ультиматумом. Либо он приезжает, либо они поищут кого-нибудь иного. Так что ехать пришлось.
Самым быстрым и безопасным способом нелегально проникнуть в СССР — приплыть из Румынии на судне контрабандистов. Благо этих ребят с началом нэпа развелось как собак нерезаных. Морская пограничная служба большевиков работала отвратительно. Как, впрочем, и до войны — царская. Так что риск был минимален.
17 апреля 1922 года Савинков в компании двух преданных людей, умевших хорошо стрелять и не боявшихся ни бога, ни черта, ни чекистов, погрузился в Сулине на парусную посудину — и двинулись в сторону Одессы.
Идти-то было всего ничего. Примерно 90 миль, как сказал старший из контрабандистов. Но в пути их застал шторм — и они чуть было не отправились ко дну. Так что несколько часов их мотало по волнам. Савинков и его люди были кем угодно, но не моряками, Так что впечатлений они получили гораздо больше, чем хотелось бы.
Но всё в конце концов заканчивается. Рано утром их выгрузили где-то на окраине города. Пейзаж вокруг не радовал — сплошь узкие немощеные улочки и покосившиеся домишки. И тут выяснилось, что города никто не знал. Конспиративная квартира была в центре, на Греческой улице. А пойми, как туда добраться…
Блуждания по переулкам закончились тем, что на них выскочило с десяток красноармейцев с винтовками, которые сразу дали команду «руки в гору!». Спутники Савинкова тут же открыли огонь из наганов, сам же Борис Викторович метнулся в какой-то проулок, оказавшийся тупиком. Он перепрыгнул через забор — но там был атакован каким-то очень злым барбосом, без всяких предисловий вцепившегося ему в ногу.
Собаку удалось пристрелить, после чего Савинков уже совсем не так резво перескочил ещё один забор и… оказался под прицелом двух красноармейцев. Они-то, видимо, окрестности знали куда лучше.
Как уже потом оказалось, всё вышло чисто случайно. Назначенный три месяца назад новый начальник Одесской милиции повел решительную борьбу с преступным элементом, которого в Одессе было куда больше, чем нужно. Для этой цели привлекались как армейские части, так и чоновцы. Зачистка велась жестко, в методах не стеснялись. Вот эта группа и шла, чтобы накрыть очередную «малину». Но искомый объект оказался пустым. Ребята возвращались обратно в скверном настроении — а тут увидели этих троих…. Не такой это был район, где на рассвете трое здоровых мужичин мирно дышали бы воздухом. А дальше понятно. Представители власти потеряли одного убитым и двоих ранеными, а вот обоим спутникам Савинкова уже самое место было в морге.
Что касается Бориса Викторовича, то ему перевязали ногу и пихнули в какую-то битком набитую камеру. Народ был в ней настроен, в общем, дружелюбно, но тут же все навалились с расспросами — откуда, да за что. Вопросы-то были не праздные — при массовых арестах всем хотелось знать, что в городе творится.