Или с непонятной историей.
245.
На осыпи зацокали камни. Я замер, всматрвиаясь сквозь ажурно-кованую из чёрной тени путаницу листвы в склон холма. По нему спускались олени. Вдали тяжело, хмуро взревел какой-то зверь, судя по звуку — здоровенный, и я подумал: не далеко ли зашёл?
Краем уха я уловил тихий хруст ветки за спиной и, быстрым плавным движением отступив за ствол дерева, слился с ним. Зверь?.. Человек?.. Если да — то кто? И зачем?..
— Да не стой, не стой ты там, — негромко сказал Вадим. Не скрываясь, но очень тихо, он пересёк открытое пространство и остановился рядом со мной. Он грыз веточку, в глазах поблёскивала луна.
— Ты чего не с нашими-то? — осведомился я. Вадим не ответил, а я и не стал переспрашивать — в конце концов, его дело. — Не спится, что ли?
— Тебя на кой чёрт несёт на Крит? — поинтересовался Вадим.
— Я всё сказал у костра, — ответил я честно. Вадим посмотрел на меня с интересом:
— Значит, Саня всё-таки неправ… — задумчиво сказал он и сузил глаза. — Ты не Артуром хочешь быть и не То… кого он там назвал?
— Тогенбургом, — вспомнил яю — Это рыцарь из баллады Жуковского.
— Угу… Ты не меньше чем в Иисусы Христы метишь. В спасители мира.
Я разозлился — внезапно и резко, как вспыхивает береста. Поэтому промолчал, но Вадим о чём-то догадался по моим глазам и со своей непробиваемой насмешкой продолжал:
— Ты сам-то знаешь точно, чего хочешь?
— Знаю, — отрезал я. — Я хочу, прежде чем сдохнуть… а ведь ты не будешь отрицать, что мы все сдохнем, дружище?.. сделать что-то действительно большое и полезное. И я никого не тащу с собой.
— Тащишь. — возразил Вадим. — Просто личным примером, при котором отказаться мешает чувство стыда.
— Так, — я придвинулся к нему, — я что-то не понимаю, фишку не секу. Ты не хочешь участвовать в авантюре?
— Ты собираешься зимовать на Крите? — полюбопытствовал он вместо ответа.
— Может быть.
— Пойду-ка я спать…
— Подожди, — я задержал его за плечо. — Я как-то говорил с Джеком. Он сказал, что вождю трудно иметь друзей. Это правда?
— Да, это правда, — ответил он мне через плечо.
* * *
Драккар появился рано утром, когда я ещё толком не поднялся, а просто лежал, завернувшись в одеяло и не очень спешно размышляя о перспективах переправы на Крит. Меня растолкал Олег Крыгин, и я, с неудовольствием отпихнув одеяло, сел.
— Что случилось?
— Корабль, — он махнул в сторону пролива.
Я поднялся и, потягиваясь, пошёл за своим тёзкой на вершину холма.
Солнце ещё не встало, небо имело фиалковый странно-красивый цвет. На серебристой воде размеренно шевелил вёслами драккар. Несколько секунд я вглядывался — до него было около километра, — а потом весело спросил у Олега:
— Не узнаёшь его?
— Нет, — помотал он головой.
Я приставил руки рупором ко рту и с удовольствием заорал по-английски:
— Эй, Лаури ярл! Поворачивай к берегу, если не боишься!..
…Лаури явно искренне обрадовался. Англичане, наверное, не обнимаются, но руку он мне жал и тряс долго. Правда, уже через пару минут выяснилось, что в значительной степени он радуется, потому что уже успел прослышать о конце Мясника, но всё равно.
— Хорошая встреча, — Лаури присел на камень у берега. — Ты решил тут зимовать?
246.
— Ты знаешь, нет, — я взвешивал на ладони метательный нож. — Я хотел тебя просить… Нам надо перебраться на Крит.
Лаури повернулся ко мне и рассматривал не меньше минуты. Я не мешал. Потом он дёрнул углом рта:
— У тебя в отряде Джек Путешественник. Он тебе не рассказывал про Крит?
— Я не спрашивал, но он был "за"…
— Поверь мне, это нехорошее место, — Лаури покачал головой. — Там пропадают целые отряды. Не раз уже было. А Джек сумасшедший, и это все знают.
— А ты? — уточнил я.
— Что я? — Лаури приподнял рыжеватую бровь.
— Ты болтаешься по белу свету на драккаре и играешь в ярла викингов. А я хочу поиграть в крестоносца. Возражения?
Очевидно, что-то подобное Лаури в голову просто не приходило. Он смотрел на меня, приоткрыв рот — кажется, пытался сообразить, всерьёз я говорю, или нет. каюсь — мне всегда нравилось озадачивать людей.
Сейчас это получилось.
Лаури закрыл рот и, засмеявшись, хлопнул меня по колену:
— Будь я проклят, русский! Вот ты-то точно сумасшедший!!! Ты ещё более сумасшедший, чем мы — а мы плавали в Африку просто ради того, чтобы посмотреть, как живут негры…
— Ну и как они живут? — осведомился я. Лаури не ответил на мой вопрос, но сказал:
— Да, хорошо. Я переправлю вас на Крит. Там, где в наш… том мире стоит город Ираклион, живёт Жоэ Кавергаш, отличный парень, хоть и португалец. У него там крепость и есть корабль. Конечно, не такой, как наш, — он бросил любовный взгляд на дракар, — но неплохой. Я высажу вас в Ираклионе.
— Пусть будет Ираклион, — согласился я.
Мы больше не разговаривали. Только слушали, как в лагере несколько мальчишеских голосов поют:
Белый снег,
Серый лёд,
На растрескавшийся земле…
Покрывалом лоскутным на ней —
Город в дорожной петле…
А над городом плывут облака,
Закрывая солнечный свет.
А над городом жёлтый дым…
Городу две тысячи лет,
прожитых под светом Звезды
по имени Солнце…
И две тысячи лет —
Война!
Война без особых причин.
Война — дело молодых,
Лекарство против морщин.
Красная-красная кровь
Через час — уже просто земля,
Через два — на ней цветы и трава,
Через три она снова жива
и согрета лучами Звезды
по имени Солнце…
247.
И мы знаем,
Что так было всегда,
Что судьбою больше любим,
Кто живёт по законам другим
И кому умирать молодым…
Он не помнит слова "да" и слова "нет",
Он не помнит ни чинов, ни имён,
Он способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон,
и упасть, опалённым Звездой
по имени Солнце…
* * *
— На Крите из пены родилась Афродита, — задумчиво сказал Север, который стоял у борта, приобняв Кристину.
— Афродита родилась на Кифере, — поправил я, — а ветер принёс её на Крит…
— Умный, — весело подтолкнул меня локтем Сергей, — может, и Минотавр не здесь жил?
— Минотавр жил здесь, — кивнул я, опираясь на борт. — Афинский мастер Дедал построил владыке морей, могущественному критскому царю Миносу, дворец-лабиринт, куда Минос заключил родившегося у его жены сына — полубыка-получеловека Минотавра… Со всех подчинённых городов брали критяне ежегодную дань — по дюжине юношей и девушек. И так продолжалось до тех пор, пока афинский царевич Тезей с помощью полюбившей его дочери Миноса Ариадны не убил чудовище…
