Эммануил Моравец, инженер–механик, мастер Организации Тодта
Мощный «Вандерер» нес нас по просторам покоренной России. Отличная машина! Герр Генрих, правда, иногда ругается — мощности мало ему, полного привода не хватает, длинная база. Зато и клиренс очень большой! Мы где уже только не пролезали на ней. Хотя, по — правде говоря, заслуга в этом герра Генриха. У него любая машина едет так, как он хочет. А эту машину он вообще сам купил. Говорит, когда его решили отправить сюда, то сказали, что пока машин свободных нет. Так он просто пошел и выплатил стоимость машины в кассу. И теперь воюет на своей машине.
В этом весь герр Генрих. Генрих Ремлингер, Ветеран Великой Войны, ветеран Автокорпуса, мотогонщик, путешественник, охотник. Очень смелый и решительный человек, даже резкий, любитель подраться. В Белостоке он, говорят, в одиночку дрался с тремя танкистами в каком‑то ресторане — они обозвали его тыловой крысой. И спас танкистов только патруль, прибежавший на шум. Причем, когда их разняли, герр Генрих чуть не силой усадил всех, в том числе и патруль, за стол, и заказал на всех пива, за свой счет. С деньгами у него, по его словам, никогда не было нужды — даже в голодные послевоенные годы. Я помню это страшное время детскими воспоминаниями, мне было пять лет, когда кончилась война. Не лучшие воспоминания, поверьте, даже у нас в Чехии было нехорошо, а в Германии говорят, и совсем плохо.
Однако герр Генрих и тогда не голодал. И дело не в его происхождении — наоборот, он спас семью отца от разорения. Умный и решительный, он строил железные дороги в Африке, участвовал в ралли, работал в России. На память о тех временах у него шрам на руке — следы укуса какого‑то хищника, и черная повязка на левом глазу — авария на мотогонках. Его везде ценили и платили очень хорошо. А уж после начала Возрождения и подавно. Фюрер поднял страну из праха, специалисты нужны были везде. Автокорпус даже проводил в его родном городке гонки для юношей на мотоциклах, в его честь.
И выглядит мой товарищ очень импозантно, по–мужски. Военная форма ему к лицу, хотя это не совсем наша форма. То есть она наша — чешская, такую носили военные в Чехии до воссоединения с Рейхом, но отличается от вермахтовской и цветом и видом. Постоянно из‑за этого путаница с армейцами. То и дело возникают недоразумения, наших сотрудников и обстреливали и в плен брали. Принимая за русских, разумеется. Даже, несмотря на заметные издалека нарукавные повязки — для совсем уж слепых идиотов.
Я немножко завидую умению герра Генриха носить форму так подчеркнуто элегантно. На мне она сидит чуточку мешковато, и мне никак не удается приобрести такой же бравый вид. Но все же лучше хоть такая униформа, чем гражданская одежда — так мы работали во Франции и путаницы с армейскими энтузиастами было еще больше, прекрасно помню, как один такой герой сорвал нам ремонт дороги, просто разогнав своим танком наших рабочих.
Эти армейские болваны ни в грош нас не ставили, а ведь именно наша работа — вместе с работой саперных батальонов обеспечивает кровоснабжение армии — своевременную доставку грузов, починку дорог и мостов, возведение фортификационных сооружений. Теперь, когда мы полностью военизированы — работать стало куда проще.
Герру Генриху в этом помогает и замечательно сделанная цепочка с миниатюрными копиями его наград, красующаяся над левым нагрудным карманом кителя. Сейчас многие носят на мундире колодки с цветными ленточками. Это практичнее, но миниатюры красивее и я иногда ими любуюсь, особенно мне нравится почетный олимпийский знак, он очень красиво нарисован. А я не чужд прекрасному. Разумеется, Железный Крест мужественнее и почетнее, зато олимпийский знак вручался, куда меньшему количеству людей. К тому же я знаю, что это и немножко реклама — миниатюры сделаны в собственной мастерской герра Ремлинга. Сейчас на войне награды даются куда охотнее, и потому работой мастерская будет обеспечена на все 100%
А еще, и это главное — герр Генрих — замечательный, талантливый инженер, и отличный организатор. Он словно видит механизмы, строения и сами процессы насквозь, такое впечатление, что в его голове работает какая‑то уникальная, безукоризненная счетная машина. Он, как говорят, инженер от Бога.
И именно на этом мы с ним и сдружились. Несмотря на разницу в возрасте и положении, а так же на то, что он не допускает никакого покровительства. Но я, чего скромничать, тоже очень люблю технику, и имею некоторый талант. К моменту нашей с герром Генрихом встречи я уже год трудился инженером на заводе Татра. Еще когда в первый раз герр Генрих приехал в составе комиссии, сразу после Аншлюса, он обратил на меня внимание. Потом была совместная работа во Франции — встретились мы там случайно, но сразу меня вспомнил, и мы отлично сработались. И вот тут, в России, герр Генрих предложил мне стать его помощником. Я согласился не раздумывая — работать с таким человеком это большая удача. А работы здесь нам предстоит много.
— Ты же видел, малыш, какие разрушения на станциях? Самое смешное — это не русские, это наши воздушные всадники, шпана малолетняя. Я их папашу, толстого Германа, еще в ту войну встречал — он и тогда был засранец каких мало, такой только шпаны и мог набрать… тоже мне, герой!
— Но, герр Генрих… Доблестные ВВС воюют отлично! Даже во Франции было больше проблем с вражеской авиацией…
— Во–первых, малыш, я уже просил тебя — не называй меня без посторонних «герр Генрих»…
— Извини, товарищ…
— Да ерунда… А во–вторых — дерутся эти мальчики отлично, что и говорить. Но все равно шпана. Ты знаешь, я выяснял — кто и зачем приказал разбомбить водонапорную башню на станции. Выяснилось — никто. Просто один сопляк поспорил, что разнесет ее одной бомбой. И разнес, черт его раздери! И ведь я даже не стал никуда жаловаться — победителей не судят, а он победил не только в споре! Хотя теперь поезда ограничены в прохождении — не более пяти за сутки, очень плохо.
— Генрих… А я думаю… Ты бы точно так же разнес эту чертову водокачку, будь ты на месте того пилота, а? Да и не только ее… Разве нет, Генрих?
— Что?.. Ах ты… ну малыш…
Герр Генрих захохотал, заливисто, бросая руль, отчего машина чуть повиливала по широкой накатанной дороге, потом и вовсе притормозил, чтобы отсмеяться. Отсмеявшись, вытер свой глаз от слез, крепко хлопнул меня по плечу:
— Ну, малыш… ну развеселил старика… и ведь ты прав!
Мне, честно говоря, не очень нравится, когда он называет меня «малыш». Но не в такие моменты, да. И называет он меня так только наедине. При посторонних не иначе как «герр Моравец», «герр мастер» или при военных «герр лейтенант».
