— Вольно, — приказал сержант. — А я, как ты уже прочитал, танкист, Леонид Скоков. Можно просто Леня, — и без всякого перехода спросил: — Пить хочешь? — и, не дожидаясь ответа, протянул фляжку. Григорий взял, открутил колпачок и сделал несколько больших глотков. Затем опомнился и прекратил бездумно глотать теплую воду. Еще неизвестно, сколько им придется тащиться по степи. Нужно экономить.
Напарник отвернулся, снова присел и принялся рыться в чужом сидоре.
— Насчет мародерства, так ты это зря, — бросил он через плечо. — Им уже ничего не нужно, — он кивнул на разбросанные куски тел, — а нам с тобой еще придется всех убитых похоронить, а потом топать до ближайшей воинской части. А сколько до нее идти, неизвестно.
Пожав плечами, Григорий был вынужден согласиться со словами танкиста. Стараясь не дотрагиваться до погибших, он тоже принялся за поиски. Ему удалось обнаружить одну винтовку, почти не пострадавшую от взрыва. Механизм трехлинейки с виду был в полном порядке. У нее лишь откололась небольшая часть приклада, но все равно из этого оружия вполне еще можно было стрелять. Правда, неизвестно, как у нее теперь с точностью боя, но пока не попробуешь, это не проверишь. К сожалению, патронов больше отыскать не удалось. Так что с пристрелкой придется подождать.
Тем временем танкист нашел несколько сухарей, кисет с махоркой и кусочек сахара, завернутый в клочок старой газеты. Парни сели на отлетевший от машины задний борт. По-братски разделили скудную еду и, растягивая увлекательный процесс, съели все до крошки. Сделали по глотку воды и посидели пару минут. Сержант свернул самокрутку. Достал из кармана комбинезона коробок со спичками и задымил. Некурящий Григорий, как всегда, вежливо отказался от табака.
Леня досмолил самодельную сигаретку почти до самых губ и затоптал крохотный чинарик. Тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Следом встал Григорий, и они занялись скорбным делом. Быстро перетаскали в воронку разорванные на куски останки людей. На многих частях тел еще сохранились обрывки бинтов, залитых черной запекшейся кровью.
Затем парни обломками досок закидали братскую могилу. Врыли на восточной стороне захоронения задний борт от машины. Танкист достал найденный в сидоре огрызок химического карандаша. Плюнул себе в раскрытую левую ладонь и, часто окуная грифель в слюну, написал несколько слов: «Здесь покоятся солдаты Великой Отечественной». Ниже он поставил сегодняшнее число и нарисовал немного кривую пятиконечную звезду. Бойцы склонили головы и с минуту постояли в полном молчании.
Потом закинули на плечи собранные Леней сидоры и найденные Григорием винтовки. Сержант достал из заднего кармана чью-то пилотку и подал напарнику. Тот немного помялся, но решил, что все правильно. Негоже солдату Красной Армии ходить как безродному беженцу. Он вздохнул и нахлобучил на макушку чужой головной убор. Они одновременно оглянулись на небольшой холмик, повернулись на юг и зашагали к Севастополю.
Едва парни отошли от места гибели полуторки, как Леонид сказал:
— Идти нам, по всей видимости, еще очень далеко. Ты младший по званию, так что начинай рубить дорогу.
Григорий удивленно посмотрел на своего попутчика. Тот перехватил его недоуменный взгляд и пояснил свои слова:
— Есть такая притча. Один старик собрался в дальний путь и взял в попутчики старшего сына. Как только они выехали за околицу, отец говорит: «Начинай рубить дорогу», — парень удивился, как ты сейчас, и спрашивает: «Что ты имеешь в виду?»
Мужчина поворачивает коня, возвращается домой и объясняет недоумевающей жене: «Мой старший очень любознателен, но недостаточно умен и послушен. Лучше я возьму в попутчики среднего сына».
Выехали они из деревни, старик повторяет свой приказ. Средний сын спрыгивает на землю. Выхватывает из ножен шашку и начинает бить ею по проселку. Старик разворачивает обоз. Снова возвращается назад и объявляет жене: «Мой средний очень послушен, но недостаточно умен и любознателен. Возьму я лучше младшего».
Вновь они оказались на дороге, и старик в третий раз отдает странную команду. Юноша поудобнее устроился в седле и принялся рассказывать разные смешные случаи. За его веселыми разговорами дорога и пролетела почти незаметно.
— Да нет в моей жизни ничего особенно веселого, — хмуро ответил Григорий. — Родился в Куйбышевской области. Окончил школу и строительный техникум в Самаре. Работал по распределению на возведении комбината в городе Асбесте. Потом призвали в армию и отправили охранять аэродром. Когда подошли немцы, все самолеты перевели поближе к Севастополю, а нас перебросили в пехотный полк. Вот и все, — парень умолк и задал давно интересующий его вопрос: — А почему ты выпрыгнул из кузова, а остальные нет?
— Я уже не в первый раз оказываюсь под бомбежкой и хорошо знаю по звуку, когда бомба упадет рядом. Поэтому, когда понял, что она сейчас врежется в грузовик, то выскочил на полном ходу. Хорошо еще, что здесь грунтовка и автомобиль ехал не очень быстро, а то бы ноги себе переломал. Кстати, я тогда крикнул всем: — Прыгайте! — да только остальные парни были тяжело ранены. Лишь трое из них могли сидеть и держать в руках винтовку. Да и они не смогли выбраться из кузова. Или не захотели.
— Как же ты попал в санитарную машину? Ты-то вроде не ранен? — продолжал допытываться Григорий.
— Два дня назад наш танковый батальон столкнулся во встречном бою с машинами Гудериана, и фашисты нас тогда здорово потрепали. Хорошо, что к нам вовремя подоспела пехота и отогнала немцев. Мы потеряли половину состава и отошли. Оставшиеся в строю тоже были так сильно помяты, что уже не могли как следует воевать.
Командование это сразу поняло, и нас отозвали назад, на переформирование. Мы прицепили покалеченные коробки к тем, что могли еще ехать, и потащились в тыл. Вот тут у моего «Т-30» двигатель и полетел. Взять нас на буксир было уже некому. Тот, кто мог самостоятельно передвигаться, уже кого-нибудь тащил. Поэтому ребята оставили нам ремкомплект и пошли дальше.
Кстати, это была уже вторая машина, на которой я воевал. Сначала, сразу после училища, я попал на «БТ-5». Тот танк оказался куда более внушительным изделием, чем следующий. Вес под двенадцать тонн. Экипаж три человека. Да и пушка там стояла сорокапятка, плюс пулемет. В общем, зверь, а не аппарат. И представь себе, я на нем механик-водитель. Да только недолго я там проработал.
Остановились мы как-то на привал. Я отошел в сторону. Сел на пригорок и взялся сочинять письмо домой. Тут пришла полуторка начпрода и привезла дымящую полевую кухню. Ребята набрали жратвы, уселись на броню и кричат: «Ленька, идем обедать, потом допишешь». Я им отвечаю, мол, сейчас. Нацарапал еще пару строчек и думаю: «Действительно, пора идти, а то все без меня слопают», — сложил листок в треугольник и сунул в карман комбинезона.
