Из полезного в карманах джинсов обнаружились: пластмассовая расческа, до краев заправленная зажигалка с фонариком (Аркадий не курил, но с зажигалкой не расставался), связка ключей (эх, где теперь те замки, которые ими можно открывать…), средней навороченности мультитул (и где теперь набрать винтов под разнообразные отвертки? Их, скорее всего, здесь еще и выдумать-то не успели), носовой платок сомнительной свежести (генетиков XXI века сопли века XVII-го определенно заинтересовали бы. А вот здесь, в XVII, сопли из века XXI могут заинтересовать разве что колдуна. Мне это нужно?).
Аркадию оставалось только позавидовать литературным героям. Многим для упрочнения их положения на новом месте авторы подбрасывали куда больше имущества.
«Могло бы быть хуже, но вряд ли намного. Сколько полезных вещей легко прихватить бы мог, если бы знал… «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».
При надевании казацких штанов, идеально подошедших по длине, но ужасавших своей необъятностью, обнаружил и на них две пришитые прямо к штанинам кожаные кобуры. Для «ТТ», к сожалению, непригодные.
«Надо же, не одни ковбои с ганфайтерами ценили наличие готового к выстрелу оружия. Вот вспомнить бы, как делали гремучую ртуть или что-то подобное… Читал же в «Энциклопедии порохов и взрывчаток», склеротик хренов! На револьверы, пусть с патронами из черного пороха, здесь будет бешеный спрос».
Ужинать с казаком Аркадий отказался. И дело даже не в том, что его вяленое мясо и сухая лепешка ему не глянулись. После полного треволнений дня есть не хотелось совершенно. Костер разжигать из осторожности не стали. Легли так, благо даже возле ручейка комарья не оказалось.
Казалось бы, после тяжелейшего дня, ты замучен скачкой, стоит завалиться на траву, никакие синяки и ссадины тебе заснуть не помешают. Ага… Сон если и разбежался, то для того, чтобы удрать куда-то прочь. Усталость, тяжесть в голове, боль в разбитом теле были. А сна – ни в одном глазу.
Лежать на куче веток при таком количестве ушибов крайне неуютно. Причем чем больше лежишь в одном положении, тем сильнее допекают попавшие под давление ссадины. Но и ворочаться – тоже не сахар. Каждое движение отдается болью, хоть подвывай. Попытался Аркадий сесть, тут же запротестовала задница. Лег на пузо – заныли колени. Трындец.
«Попадись мне эти Конюшевские, Горелики, Махровы и прочие… разные всякие! Я б им… сказал, что об их выдумках думаю. На оскорбление действием, к сожалению, все равно сейчас не способен. А жаль!»
Ночь коротка
Но ее еще надо пережить
Ночь с 23 на 24 марта (березня) 1637 года от Р.Х.
Прошло немало времени с момента, когда Иван узнал удивительную новость. Но вот обдумать ее хорошенько у него не получалось.
«Да что там, о…ительную! Невероятную, необыкновенную… слов нет, какую… сказочную. И что? Как образовалась в голове каша, так там и остается, недоваренная, никак поспеть не может. Ничего толкового эта самая голова выдумать не может. Так, может… тьфу, прицепилось… э-э-э… в общем, ничего толкового выдумать не получается. Наверное, прав был совет характерников, когда отправлял меня в этот дурацкий поход. Ни на что, кроме как присматривать за придурком Пилипом, я не годен. Слаба оказалась головушка».
Весь путь от места встречи с Аркадием Иван пытался придумать что-нибудь толковое, нужное православным, казакам, характерникам… и все свои задумки сам же и опровергал. Ему было ясно, как… в общем – совершенно ясно, что перед ним и казацким товариществом открываются потрясающие перспективы. Но какие? Непонятно было, что же делать дальше?
«Оставить отряд и двинуться назад вдвоем? А казаки из отряда? За Пилипом таки догляд точно не помешает. И бросать порученное дело – нехорошо. Разворачивать весь отряд? Так не повернут, на поход настроились. И правду ведь им, пока совет характерников не решит, не скажешь. Вот бесовы козни!»
Решил было, что голова плохо соображает, потому как надо следить за все время падающим с лошади иновременником, одновременно наблюдая, нет ли вокруг какой опасности. К счастью, татары, приближение которых он почуял по сотрясению почвы задницей (у доброго воина и задница – тоже важная для выживания часть тела, врагов издали чующая), на перемещение по степи двух всадников, точнее, четырех лошадей, внимания не обратили и преследовать их не стали. Хотя, Иван это хорошо понимал, заметить передвижение наверняка заметили. Уберег Господь от опасности, потому как ускакать от татар с таким всадником, как Аркадий, невозможно.
«Вот спрашивается, на меня нашло, что я, наблюдая за его падениями, не остановился для изготовления новых стремян из аркана? Благо их нам только трофейных три штуки досталось. Да и у меня свой имеется. На ходу бы вмиг их вчерне смастерил! А теперь гадай, сможет этот… Аркадий сам ехать на лошади или придется его завтра к лошади привязывать? Не-ет, точно тут без чертовых козней не обошлось. Ох, попадется этот черт мне в руки…»
Но и в ночной тиши ничего путного в голову не лезло. К тому же Иван понял, что толком ничего у Аркадия и не узнал. Уж очень удивительной была сама новость. Возможно, какие-то супергерои и могут спокойно переносить футур-шок. Но ни Иван, ни Аркадий к подобным личностям не относились. И впали на некоторое время в состояние изумления. Слабаки от такого испытания могли бы сойти с ума. Но и сильным людям нужно время, чтоб освоиться с удивительными обстоятельствами. Даже если такое чудо происходит не с вами, а рядом. В слабости Ивана не обвинил бы никто. Однако освоиться с происшедшим он сразу не смог.
«Надо расспросить его сейчас, все равно болячки ему спать не дадут. Вот поговорим, может… тьфу! Виднее будет, что дальше делать. Без всяких «может» не может!»
* * *
«Не верь, не бойся, не проси» – эта вычитанная давным-давно фраза служила Аркадию, как он думал, девизом для построения жизни. Хотя призадумайся он над своими поступками, то обнаружил бы досадное от фразы отступление. Не верить-то он давно никому не верил. Просить, действительно, сильно не любил. А вот насчет боязни… Мало быть храбрым физически, не бояться идущего на тебя отморозка с ножом или компашки пьяных юнцов ночью в парке. Надо еще не бояться жить. А с этим у него были некоторые проблемы. Испытав в юности несколько болезненных предательств, он с тех пор боялся верить. Поэтому к своим тридцати с гаком у него не было ни настоящих друзей, при множестве добрых приятелей, ни семьи, хотя на невнимание женщин к своей персоне пожаловаться не мог.
