Захар на некоторое время задумался, а я успел осмотреть его странную куртку. Я был готов поручиться, что видел ее неделю назад на его сестре. Да и странно было бы носить Захару розовую куртку с олимпийским мишкой.
– Ну не-е-е… – протянул Захар. – Глупо такое изобретать. Как «Эльбрусы» внутрь запихать-то?
– Тогда давай изобретем мобилу?
– А это что?
– Да тоже фигня: переносной карманный телефон. В принципе, его даже можно собрать, наверное, на КР-ках и носить с собой в чемодане. Проблема только с батареей. Понимаешь, с никелем, кадмием, литием пока всё… не айс, в общем!
За ночь я «навспоминал» такое множество «вкусных» выражений «оттуда», что теперь они стали проскальзывать в моей речи.
– Не… что? – Захар ожидаемо не понял.
– Гавно, говорю, твоя мысль, Санчо!
– Не похож я на Санчо, – надулся Майцев, – он был толстый и на осле. А я тощий как… селедка балтийская и без… даже без собаки. Я же как лучше хотел.
– Извини, Захарка. Но на самом деле, я не знаю пока – что можно изобрести такого, что не потребовало бы еще сотни других изобретений? Даже та музыка, что я… – мне хотелось рассказать, как важен звук, аранжировки и прочая околомузыкальная машинерия, но я вспомнил Цоя.
Я раздумывал минут пять и в итоге решил, что его «Алюминиевые огурцы» и «Восьмиклассница» уже, скорее всего, написаны и здесь ловить нечего. Ленинградский рок-клуб уже дает концерты. Не песенки же «Ласкового мая» петь? А все остальное требовало приличного звука, слуха и голоса. В самом крайнем случае – хотя бы знакомство с кем-то из «Мелодии». Ничего из этого у нас не было. К тому же Андропов недавно, говорят, придумал выпустить официальные пластинки зарубежных исполнителей, чтобы разрушить сложившийся спекулятивный рынок перепродаж оригинальных дисков – «Мелодии» сейчас не до нас. Да и не хотелось мне скакать на сцене – чего этим добьешься? Но с губ слетело:
– Над твердью голубой есть город золотой. С прозрачными воротами. И с яркою звездой. А в городе том сад. Все травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы. Одно как желтый огнегривый лев, другое – вол, исполненный очей, с ними золотой орел небесный, чей так светел взор не-за-бы-ва-е-мый.
Мы прошли всю улицу 20-летия Октября в молчании.
– Что это? – спросил Захар.
– Это скоро будут петь. Мы не станем с тобой воровать чужие стихи и ноты. Да и певцы из нас с тобой – гавно.
– Не… айс?
– Не айс, Захар.
– Ну и ладно, – легко согласился мой друг. – Мы другое изобретем! Что еще мы напридумываем в будущем? Рассказывай!
И я, поддавшись его настроению, принялся перечислять наши возможные изобретения. Это была замечательная игра: я называл слово, объяснял его значение, потом мы разбирали причины, которые не позволят нам сделать что-то подобное и переходили к следущему. Идея меня захватила и заставила напрячь мозги.
Подходя к лаборатории «Электрических машин», где должна была начаться первая пара, мы успели обсудить: электронные сигареты, 3-D принтер, синий светодиод, интернет, виагру – вызвавшую особенное веселье, электронные чернила, самовосстанавливающиеся краски и лаки, цифровой фотоаппарат (хотя мне казалось, что он уже должен быть известен) – Захар был в полном восторге, а я совсем забыл, что хотел сегодня же забрать документы.
Придя к выводу, что ничего из перечисленного нам «изобрести» не получится, Захар не впал в уныние, а решил стать вторым Жюлем Верном – написать несколько «горячих», как он выразился, романов. О том, как в мире победившего социализма находят применение все эти «блестящие штуки». Он надолго – почти на час погрузился в придумывание сюжета своей фантастической саги, а я и Зойка (немного опоздавшая на лабу) принялись соединять цветными проводами очередную схему запуска асинхронного двигателя с фазным ротором. Обычно Зойка вела тетрадь с результатами опыта, а мы с Захаром разбирались с коммутацией и снятием показаний, но сегодня Майцев был недееспособен, и мне пришлось одному возиться с переключениями режимов работы электродвигателя. Зойка хлопала своими длинными ресницами, обрамляющими васильковые глаза, и старательно выполняла единственную работу, на которую с запасом хватало ее интеллекта – распутывала и сортировала провода по длине и цвету: красные короткие – красные длинные, желтые короткие – желтые длинные, синие длинные – черные короткие.
– Ничего не получается, – пожаловался вдруг Захар. – Все уже было! Беляев писал, Толстой писал, Обручев писал, Абрамов писал, Казанцев, Орловский, а я не могу простенького сюжета придумать! Наверное, я бездарность!
Кое-кто за соседними стендами уже запустил свои сборки и поэтому последнюю фразу ему пришлось проорать на всю аудиторию, пробиваясь сквозь шум разгоняющегося асинхронника.
– Ну что ты, Захаркин, – запричитала Зойка, уронив на пол и смешав в кучу разобранные уже провода, – ты же самый умный в группе. Ты, наверное, просто мало думал.
Она тоже была тайно влюблена в моего друга и любые его самоуничижительные заявления ранили ее в самое сердце. И хотя Захар ее в упор не замечал, считая чем-то вроде стенографической машинки, у которой всегда можно переписать пропущенную лекцию, надежды она не теряла и всячески опекала нашего порывистого отличника – как наседка пушистого цыпленка.
– Зойка, курица, посмотри, что ты наделала! – рыкнул я. – Разбирай теперь все заново! Мне как схему соединять-то?
– Не, парни, – сокрушался Майцев, – все-таки я бездарь. Даже простенького рассказа не выходит придумать, все какие-то нелепицы сочиняются. Бессвязные. Трах-бах, все победили. Скукота. Ладно, умер Максим, да и хрен с ним! Чего там со схемой?
Зойка, ползавшая по полу, подала нашему светочу свою методичку и вдвоем с ним мы закончили собирать схему запуска за десять минут. Резво сняли показания и за час до конца лабораторной работы посадили Зойку строить графики по получившимся результатам.
– Я решил бросить институт, – сообщил я Майцеву.
Он на несколько секунд задумался, потом согласно кивнул:
– Верно решил. Я тоже брошу. Только вот как с армейкой быть? Если туда идти, то два года потеряем по любому. А то и три, если вдруг законопатят куда-нибудь на Краснознаменный Тихоокеанский.
Я об этом уже успел подумать:
– Через Михалыча, – так звали Майцева-старшего, – не выйдет?
– Через папу? – Захар сделал круглые глаза. – Ты представляешь, какая статья будет в наших военных билетах? Можно на лбу написать «Сумасшедшие» – и то не так критично. Нам же потом даже дворниками никуда не устроиться! Только в совхоз на сортировку яиц и баклажанов.
