все зубы, чтобы и не сомневались в моих способностях.
Уверенный тон заявления и злое лицо подействовали на сверстников, правда, Жека изрядно перепух от моих действий, как я вижу, не получает должного удовольствия от фильма, собираясь убежать пораньше от намечающихся проблем.
Даже пробует меня на такое малодушие уговорить, вот они, недостатки слишком плотной материнской опеки.
— Не вздумай, — шепчу я ему, — Я сам отлуплю обоих! — и я показываю приятелю черную гайку, зажатую в руке, — От нее удар в три раза тяжелее. Я уже отлупил двух птушников вчера, можем и сегодня их встретить.
Жека, наоборот, от моих слов совсем не успокаивается и впадает в тревожный тремор, но, нас никто не встречает после сеанса, потенциальные противники не успели найти группу поддержки, а против моей уверенности оружия у них нет.
— Отлично! — Жека обрадовался не на шутку.
— Чего радуешься? Вот надавали бы им нормально, тогда есть повод. А так! — я разочарованно машу рукой.
Мы возвращаемся в кассу и покупаем билеты на вечер, на «Анжелику — маркизу ангелов», после чего направляемся в кафетерий «Дюны», где расположена блинная «Русский чай».
Полностью деревянное оформление блинной смотрится круто даже для меня, современного, а в те времена деревянные панели на стенах напоминают мне одно кафе в Хаапсалу, в общем — место сравнимо даже с Прибалтикой.
За блинами стоит длинная очередь, встаем и мы, чтобы минут через двадцать ожидания взять мне пару с клубничным джемом по двадцать восемь копеек и пару со сметаной за двадцать шесть. Жека жмется на деньги и берет себе только одни со сметаной, из напитков выбираем сладкий чай, зато я выпиваю сразу два стакана.
Экономить родительские деньги я больше не собираюсь, знаю, что с ними случится в не таком уж и далеком будущем. В какой мусор они превратятся через десять с небольшим лет.
После пиршества мы гуляем мимо магазина «Балтика», где решилась судьба моей семьи в суровом семьдесят первом году.
К тому времени у моего отца созрела настойчивая идея покинуть патриархальный город на Волге и перебраться поближе к местам, где он служил в армии.
То есть, в Ленинградскую область.
Настолько настойчивая, что разговор даже шел о разводе достаточно крепкой до этого момента семьи.
Он у меня вообще такой, достаточно непоседливый, любит путешествовать, только по разным местам работы, а не по курортам, в отличии от меня. Именно путешествовать, как советский человек, за новой работой и свежим трудом.
Я буду учиться в девятом классе, когда батя укатит за длинным рублем на Дальний Восток, пропадет там на целый год, пытаясь устроиться на плавбазу или еще куда. После его возвращения в семье появится цветной новый телевизор за семьсот рублей и много фотографий из разных общежитий с мужскими коллективами. Мне то очень понравилось тогда жить более-менее самостоятельно, только присматривать за сестрой, мать возвращалась с работы к семи вечера уставшая и только успевала приготовить нам еды на завтра.
Без отцовского контроля жилось отлично, даже двойка по алгебре в четверти не испортила мне настроения.
Глава 5 ИСТОРИЯ СЕМЬИ И МЫСЛИ О БУДУЩЕМ
В основном, такая идея у отца созрела по меркантильным причинам, кроме имеющейся любви к перемене мест.
Потому что в трех местах Ленинградской области, как он доподлинно узнал, начались всесоюзные стройки и чтобы заманить дефицитный нынче рабочий класс, там в ускоренном порядке раздают квартиры, чего совсем не наблюдается в таком месте, как патриархальный город на Волге, весь усеянный маковками церквей.
Приятели отца с часового завода и через тридцать лет, во время нашей поездки на родину, еще далеко не все оказались живущими в своих квартирах, многие продолжают перебиваться с семьями в бараках, как в конце шестидесятых.
Вот, именно эта мысль — получить благоустроенную квартиру и перебраться поближе к Ленинграду, как огромному городу и колыбели советской цивилизации из волжского, скажем прямо, захолустья послужила основой такого переезда моей семьи на северо-запад нашей необъятной Родины.
Да и у детей всяко больше шансов окажется в колыбели Октябрьской Революции на достойную жизнь.
Не сказать, чтобы отца измучил квартирный вопрос, ибо, не смотря на свою молодость и недолгий стаж работы шлифовальщиком на часовом заводе, он успел там закончить техникум и построить кирпичный дом на высоком берегу притока Волги.
Отец так и не признался, как у него такое получилось, рассказывая что-то о денежном пособии молодой семье и ссуде на стройку в размере семисот рублей, полученной от часового завода.
Однако, откуда взялись дефицитные в такое время кирпичи, цемент и прочее добро для постройки частного дома?
Молодая семья получила участок на берегу реки, сначала построила маленькую сараюшку, где я прожил полгода во младенчестве и за пару лет выстроила кирпичный дом нормального размера, при небольшом денежном участии со стороны родителей жены, а именно ста рублях, подаренных на крышу дома.
Дед у меня оказался довольно прижимист на деньги, я же пошел в него, пусть и не до такой степени. Зато, бабушка моя, мудрая женщина, любила тратить найденные в доме заначки деда и обзывала мужа редким именем — Скорпионом Мардарьевичем.
Дед, кстати, хоть и отвоевал все четыре года, был не очень доволен советской властью, ибо, в семнадцатом году служил как раз в Петрограде мальчиком при лавке. Перспективную и интересную работу пришлось покинуть после революции и вернуться обратно в унылую деревню.
Отец несколько раз упомянул, что, как совсем не пьющего, редкого такого кадра для российской глубинки, его поставили после окончания технаря на должность инженера в шлифовальном цеху часового завода. Заведовать в том числе распределением спирта для всевозможной протирки и именно наличие жидкой валюты помогло ему построить дом.
Правда, это обстоятельство уже подразумеваю я, по мере своей современной испорченности, но, до сих пор с этим утверждением не соглашается он сам. Впрочем, отец, как глубоко советский человек, до сих пор побаивается незримой руки ОБХСС и старается про такие удачные комбинации в своей жизни не распространяться никому, даже родному сыну и даже через сорок лет.
Еще отец ссылается на полное отсутствие продуктов в магазинах захудалого уездного города, что все колхозные урожаи уходят в ненасытную Москву и на сорокатысячный город в день выделяется всего триста литров молока, которые, конечно, не доходят до покупателей в магазинах.
Может, так оно и было, только и смягчающие обстоятельства в деле имеются.
Чтобы отец не говорил, наличие родителей жены в шести километрах от города, а у них целой коровы, теленка, овец,
