но похожая на маму Зину женщина с грустью смотрела на них двоих. Увидев, что подростки очнулись, она вздохнула.
— Меня зовут не Зина, — покачала она головой. — Для вас я Яга, а Зина… видать встретились вы с потеряшкой.
— С потеряшкой? — удивилась Маша.
— Дитя моей крови потерялась в мире людей и, судя по твоему возгласу, умерла она? — Яга внимательно посмотрела на девочку.
— В сорок втором… — прошептал Гриша. — А мы… мы тоже?
— И да, и нет, отрок, — проговорила воспетая в легендах Яга. — Вы здесь в своих телах оказались, ибо выкинуло вас сюда, как были. Видать, за жизнь не держались?
— Надя умерла… — произнесла Маша, желая заплакать, но чертова подушка не давала ей это сделать. — Мы остались совсем одни.
— Вот оно что… — женщина вздохнула. — Тогда сейчас я покормлю вас, а потом и поговорим. Долго, видать, не ели по-людски.
— У нас был хлеб… И в столовой еще… — возразила девочка, что Яге сказало очень многое.
Она поняла и их какого Ленинграда пришли эти дети, и что творится в их головах, но законы Мира были придуманы отнюдь не нечистью, пусть и легендарной. По правилам, следовало гостей накормить, искупать, а там и разговоры разговаривать. Вот только могли ли они сами поесть? Давно не было у нее таких гостей, ибо люди предпочитали ходить своими дорогами, а тут дети, видать, притянулись.
— Сами поесть сможете? — поинтересовалась Яга, с подозрением глядя на эти два обтянутых кожей скелетика.
— Сможем, — уверенно произнес Гриша, которому от запаха стало уже нехорошо.
— Тогда я вас за стол усажу, — решила женщина, что-то затем сотворив, отчего мальчик с девочкой синхронно взлетели, затем оказавшись за столом.
Перед каждым появилась деревянная миска с деревянной же ложкой. Гриша потянулся к карману, доставая оттуда ломоть черного хлеба. Разломив его на три части — две побольше, одну поменьше — он взял себе меньшую, подвинув оставшиеся.
— Угощайтесь, — предложил мальчик, вызвав удивление легендарной Яги.
— Ну, Гриша! — попыталась возмутиться Машенька, но он только покачал головой, заставив ее вздохнуть. — Тебе же тоже нужно, чтобы жить!
— Вот как, последним поделился… — задумчиво произнесла женщина.
— Он всегда так… И Наде отдавал, и мне… А еще мама Зина свой хлеб… — девочка развернулась к Гришке, пряча свое лицо ото всех в его теплой куртке.
Цену настоящему голоду Яга знала, как и вот такому жесту. Дети любили друг друга родившейся среди лишений любовью, жертвуя и обретая. Сколько их таких было во все времена, но именно это чувство налагало ограничения на то, что будет дальше.
Похлебка была очень вкусной, хоть ее и было не так много, как хотелось, но мальчик понимал — много им и нельзя. Что-то такое он слышал в прошлой, уже далекой жизни. Несмотря на то, что кушать оказалось тяжело, теплая еда пробегала по пищеводу, согревая ребят изнутри, но помогало это не сильно. Наконец, они доели, синхронно прикрыв глаза, чтобы отдохнуть, а Яга снова заговорила.
— У вас есть несколько путей, — объяснила женщина. — Первый — обычный: вы родитесь в новом мире, ничего не помня о прежнем. Второй — необычный: вы оставите свою память, шагнув в новый мир. Это будет вашим испытанием, ибо там вы сможете обрести родных людей, не теряя друг друга.
Яга, разумеется, хитрила, так как будучи нечистью, иначе просто не могла. Хитрить и утаивать было в ее природе. Но сказала она ребятам почти правду, пути действительно было два. Третий путь тоже был — отправиться по дорогам Нави, но пускать кого-то на ту сторону легендарная нечисть не любила.
— Скажите, а почему мы оказались в Ленинграде? — поинтересовался Гриша, которого очень интересовал этот вопрос.
— По ошибке, — признала Яга. — Вот по чьей, я вам не скажу, но это испытание предназначено было не вам.
— Значит, одно испытание мы прошли? — спросила Маша, довольно быстро соображавшая после еды.
— Прошли, — кивнула женщина. — Можно было бы отпустить вас в новую жизнь, или…
— Скажите, а мы сможем встретить… Надю и маму Зину? — Маша очень хотела бы семьи, особенно такой. Ведь мама Зина показала ей, какой действительно должна быть мать.
— Это я скажу тебе завтра, а теперь вас надо помыть, да спать уложить, — проговорила Яга.
Ситуация с этими детьми оказалось непростой, потому Яге нужен был совет — как подобает поступить. Именно поэтому она решила оставить обоих у себя на время, пока не придет время решать.
Как велел обычай, для Маши и Гриши были приготовлены бадьи, полные теплой воды. Думая, что молодые люди будут смущаться друг друга, нечисть легендарная, тем не менее, решила проверить, так ли это и ширму не установила, поставив бадью близко друг к другу.
— Раздевайтесь, вот ваша вода, — произнесла Яга, заинтересовавшись, как почти дети выпутаются.
Но смущения ни у Маши, ни у Гриши не было. Чего там было смущаться — кости одни. Вот только почувствовав кожей очень теплую воду, девочка едва слышно застонала, вызвав у мальчика понимающую улыбку. Когда они мылись в последний раз, он и не помнил. Яга же просто покачала головой, убедившись в том, что любовь детей истинная, настоящая. Этот факт накладывал серьезные ограничения и на то, что было ей позволено, да и на сами испытания. Будь воля нечисти, она бы дала детям все и безо всяких испытаний, но… Воля была не ее.
— Сказочно как-то, — ничего не выражающим голосом произнесла Маша. — Как будто и не со мной все происходит.
— Нас покормили, помыли и спать уложили — все, как в сказках, — резонно, но точно также без интонаций в голосе заметил Гриша. — Так что нужно просто расслабиться и спать.
— Опять от нас ничего не зависит, — вздохнула девочка, покрепче обнимая своего мальчика.
— Спи, родная, — тихо произнес он.
Думать о будущем не хотелось, потому что никакого будущего Гриша впереди не видел. Они снова были одни, снова во власти тех, кто сильнее. Отчего-то очень сильно захотелось вернуться на завод, но это, похоже, им тоже больше доступно не было. Бояться будущего он не хотел, мальчик хотел только, чтобы с Машей все было в порядке.
Стоило детям уснуть, Яга преобразилась, став даже визуально моложе. Она набросила на голову платок, наказав Баюну следить, и вышла из горницы. Легендарной женщине предстояло шагнуть в место, стоящее вне миров, где жила та, что могла дать совет, ибо обращаться к демиургам Яга опасалась — мало ли что им в голову придет.
* * *
Женщина с совершенно нечеловеческими глазами внимательно слушала Ягу, рассказывавшую все то, чему стала свидетельницей. Ситуация действительно была непростой —
