Собственно лагеря‑то и не было — под здоровенной елкой опять же на нарубленном лапнике лежали два человека, да чуть поодаль кучкой свалены были три или четыре сидора, накрытых сверху плащ–палаткой. Лёха почувствовал странный, тяжелый запах, который шел из‑под ёлки. И кровью и гнилью какой‑то и тухлым мясом вроде и — сильно — говном. Честно говоря ему не очень захотелось туда соваться.
— Тарищ летенант, пока еще чутельки светло — надо бы ужин приготовить, да в харчах разобраться — намекнул очень тонко Семёнов.
— Из вас в медицине кто‑нибудь разбирается? — спросил Берёзкин.
Семёнов пожал плечами, глянул на Середу. Тот тоже пожал плечами, посмотрел на Лёху. Потомок решил соригинальничать и развел для разнообразия руками. Все вместе уставились на бурята.
— Корова, овца лечил. Веретинар порошка давал. Дочка, жена лечил. Фершал порошка давал. Раненый — не лечил — исчерпывающе доложил о своих успехах в медицине Жанаев.
— Тогда так поступим. Вы назначаетесь старшиной группы — указал пальцем в грудь Семёнову лейтенант.
— Так точно — негромко отозвался дояр.
— Сейчас разбираете продукты, готовите горячую пищу на весь личный состав. Желательно употребить скоропортящиеся и наиболее тяжелые по весу, но малые по калорийности продукты. Вы — глянул лейтенант на Середу — поможете разобраться с тем, что у немцев за продовольствие. Когда закончите — разберитесь с немецкой аптечкой, возможно там будут годные для нас медикаменты. Вы и вы (взгляд на Лёху и бурята) — помогаете готовить ужин, потом обустраиваете места для ночлега. Вопросы есть? Нет? Тогда выполняйте — и отошел к раненым своим, присел, стал что‑то тихо им говорить.
— Ужин! Какое прекрасное, емкое и задушевное слово! — весело заявил артиллерист, потягиваясь.
— Ладно тебе, давай разбираться, что готовить. Горячего да жидкого хочется до дрожи в коленках — вернул его на грешную землю Семёнов.
— Да раз плюнуть и растереть! Тем более у нас примус есть! Что вы там у фрицев награбили? Эх, надо было с машины аккумулятор взять, было бы у нас совсем культурно — заявил повеселевший Середа, вытягивая из кармана фонарик и подсвечивая себе синим светом, благо Жанаев уже развязал узлы, сделанные из одеял и брезента.
Бурят с деловым видом привычно пошел драть лапник и ветки для лежбища, а Лёха почуял, что его сейчас палкой не отгонишь от груды всякого трофейного добра.
— Тушеная говядина, 90 порций — прочел артиллерист надпись на крышке того самого деревянного ящика, что так и не выдернул из багажника Лёха.
— Это тогда пока отставить — заметил дояр.
— Легкий он, чего‑то — возразил Середа и открыл крышку.
— Надули?
— Ну да, сволочи. Тут что‑то разное, но не говядина. Ладно, сейчас почитаю, черт, видно плохо.
— Погодь, давай так сделаем — ты значится примус разожги, мы с Жанаевым воду подогреем пока, а вы с Лёхой тут разберитесь — он пущай над тобой брезентуху подержит, а ты почитаешь, под брезентухой можно и без фильтра светить — решил Семёнов.
— Не голова у тебя, а Дом Советов — уважительно заявил артиллерист. Лёха, стараясь не выдать своего удивления, взялся разворачивать скатанную в тугой рулон брезентуху, бывшую совсем недавно откидной крышей у немецкого автомобиля — кабриолета, и у него на глазах Середа из аккуратного дырчатого цилиндра соорудил какое‑то приспособление, что‑то продул, вроде как воздуха туда подкачал, потом Семёнов чиркнул зажигалкой, прикрывая огонек грубой ладонью и пыхнуло — сначала оранжевым коптящим огнем, а потом через некоторое время — шипящим синим огоньком, действительно дававшим мало света и почти незаметным даже сблизи, но явно — очень горячим. Семёнов деликатно забрякал котелками и забулькал, переливая воду из фляг.
Лёха за это время ухитрился свернуть брезент в некое подобие неряшливого чума.
— Фигвам. Индейское жилище — сказал Середа странно знакомую фразу и полез внутрь. Лёха последовал его примеру, не без основания опасаясь, что без поддержки это сооружение схлопнется и завалится. Вот и стал служить каркасом и подпоркой.
— Поглядим, поглядим. Что у вас тут в ящиках — пробурчал артиллерист и аккуратно вывалил все в общую кучу. Сверкнуло стекло нескольких бутылок, посыпались какие‑то пакеты, коробочки и банки. Ребристая бутылочка с странно знакомой надписью на этикетке бросилась в глаза потомку.
— Фанта! Вливайся! — ляпнул неожиданно для самого себя менеджер.
— Что? — оторвался Середа от изучения другой бутылки — прозрачного стекла и с бесцветной жидкостью внутри.
— Ээээ… Лимонад нашел. Ну типа как лимонад. Газированный напиток. Сладкий — пояснил немного растерянно Лёха.
— Может и с этим разберешься? А то тут все по — французски накорябано — не без подначки предложил артиллерист.
— Может и разберусь — парировал потомок, принимая в руку теплую бутылку.
— Смотри — ка и впрямь лимонад немецкий — удивился тем временем Середа, почитав надпись на этикетке Фанты.
— А то я врать тебе буду. В этой бутылке — вода — скромно, но весомо, как и подобает настоящему мудрецу заявил потомок. Он уже не так удивился, увидев на бутылке опять же знакомую надпись «Эвиан». Вода именно этой фирмы все время стояла на столе у главбуха. Впрочем, удивление уже немного прошло, вспомнился и «мерседес» и «хенесси». Ну, заслуженные фирмы, старые, с историей. Хотя, конечно, немного неожиданно увидеть хорошо знакомое тут.
— Что? Простая вода?? — очень сильно удивился варвар и азиат Середа.
— Ну.
— И не минеральная, не газированная?
— Неа. Обычная вода. Питьевая.
— Во дает Европа. Хлеб в консервах, вода в бутылках. Нет чтоб, мясо. А тут что? — уже как к эксперту обратился хохол к менеджеру.
Лёха подавил желание почесать затылок. На консервной банке была корова. А вот надпись «kondenseret mælk» как‑то мало что давала для понимания. Но ударять лицом в грязь и ронять тот маленький авторитет, что только что получил — страшно не хотелось. Потянул время, читая дальше. Взгляд зацепился за «med sukker». Прикинул, что похоже по звуку на английское «сосать». Значит не тушонка, ее не сосут. Что ж за язык такой убогий, интересно? «Danmark». Дания, что ли?
— Сгущенное молоко — пафосно, словно игрок в «Кто хочет стать миллионером?» заявил Лёха.
— Тоже хорошо. А тут, наверное, рыба — предположил Середа, протягивая желтую плоскую баночку. Ясен день, рыба. Вон даже на крышке выпукло так выдавлена рыба — с хвостом и чешуей.
— Понятно, «sardiner i olje», так, а тут «Norge». Сардинки в масле. Норвежские.
— Кучеряво живут, суки. А ты, знаток! — признал сержант Середа.
— Люблю повеселиться, особенно — пожрать, двумя — тремя батонами в зубах поковырять — ляпнул старый баян потомок.
