— Как у вас все просто выходит? «Сообщить по радио, или с парашютом прыгнуть», а наше задание, значит, побоку?
— Я уверен, что наше задание включает в себя, кроме прямых целей, еще и нанесение противнику максимально возможного ущерба, при любой появившейся возможности. И наверняка включает предотвращение всеми силами нанесению такого ущерба нашим войскам. Сейчас именно такая возможность, и ее нельзя упустить…
— Хм. А ты что думаешь, Виктор Георгиевич?
— Думаю, надо сообщить. Жаль, конечно, этого раза, но надо. А сам полет и повторить можно будет, через день-другой.
— Александр Евгеньевич, полет повторять не потребуется. Не успеют они нас засечь, я обещаю. Подниму особые полки, и сразу дальше полетим.
— Свежо предание… Ладно, посмотрим. Связывайтесь с Горелкиным, Павел Владимирович. Семь бед – один ответ.
Пальцы старшего лейтенанта привычно подкрутили верньеры, настраивая мощную радиостанцию на знакомую волну.
«Только бы кто-то толковый в этот раз эфир слушал. Нет сейчас у нас времени в «пойми меня» играть. Только бы на какую-нибудь бестолочь в наушниках не нарваться. И хоть бы Горелкин куда-нибудь в штаб до утра не свалил. Одними молитвами я теперь живу. М-дя».
— «Дятел», на связь. Здесь «Тетерев». «Дятел», срочно на связь! «Дятел», внимание, срочная бандероль для «цветоводов». И Шурику привет на сто рублей. Внимание, слушать меня, «Дятел»! Живее ответ, я сказал!
— Какой тебе, нахрен, «Тетерев»? Какой Шурик? Это еще там кто?! Ну-ка, немедленно освободи военную волну, идиот!
— Лушкин! Молчать, я сказал, умник! Приказываю тебе, «болезному», заткнуться! Узнал меня?!
— Так точно, това…
— Рот закрыть! Шурику и остальным команду «подъем»! И живо съезжаем на трижды «Украину». Вспомнил, откуда мы родом? Тогда бегом!
— Это в том смысле? Тьфу ты! Все понял я… Э, «Тетерев». Сейчас-сейчас! Сейчас всё будет!
***
Пальцы мусолили картонный мундштук «Казбека». Сон никак не шел. Мысли крутились вокруг ненаписанного письма жене, и неотправленных писем куда-то усвиставшего сопляка старлея. После отбоя полковник не утерпел и прочел пару писем, адресованных матери Павла. Строчки были сухими без особой нежности. В первом письме Павел писал, что получил поощрение от командования, но пока не может похвастаться какое. Во втором скупо и туманно упоминал свою новую интересную службу. Удивительно, но за спокойными словами этого парнишки было не разглядеть и малейших тревог о будущем. А ведь уезжал он куда-то, совсем без уверенности в счастливом окончании этой новой командировки. Письма были такими, словно их писала рука не обычного парня, а опытного, многое повидавшего человека… Неожиданный стук в окно выдернул Петровского из очередных бессонных раздумий.
— Товарищ полковник, тревога!
— Какая там еще тревога, Степан? Что там стряслось у тебя?!
— Не у меня, Василий Иванович. Колун только что по радио сообщил Горелкину, что японцы подняли несколько полков бомбардировщиков и летят в нашу сторону. До их подхода к авиабазе 1-го особого всего двадцать минут осталось. У нас они будут минут через сорок. Горелкин своих поднимает в воздух, чтоб сразу на подходе их встречать. Нас просил хотя бы парой дежурных звеньев поддержать атаку.
— Ясно, капитан. Полку общий вылет двумя волнами! Сколько бортов готово?
— Сходу сможем поднять шестнадцать И-14 с «Тюльпанами»!
— Вот пусть они первыми и стартуют. И моя пара вместе с ними. Сколько из них с блоками ракет?
— Три пары всего. С вашей пары вчера вечером блоки сняли.
— Плохо, что сняли! Живо команду, заменить оба самолета на полностью снаряженные. И через пять минут, чтобы всем восемнадцати быть готовыми к вылету!
— Разрешите исполнять?
— Давай! Грицевцу скажи, пусть он сборной группой минут через двадцать нас вдогонку усиливает. Ты сам остаешься на базе в готовности. С оставшимися силами тут по ситуации действуй. Это всё. Бегом исполнять, капитан!
— Есть, товарищ полковник! Моторы уже греют.
Петровский быстро накинул и утянул портупеей гимнастерку. Его второй особый авиаполк наконец-то дождался своего часа. Всего через полчаса экзамен по боеготовности мотореактивной части будет, либо сдан, либо провален. Полковнику очень хотелось верить, что цена такой проверки не окажется для полка слишком высокой…
/Черновой вариант продолжения от 28.03.2013года/
***
Павле все никак не удавалось настроиться на этот разведвылет. Перед мысленным взором вставали одна страшней другой картины воздушного боя над базой. Горели пробитые стальным дождем машины ребят, с которыми уже давно сроднились в боях. Гибли под бомбами авиатехники и охрана. Пылали ангары и жилые бараки. Сердце сжималось и гулко стучало, путая мысли. В хаотично перемещаемом прицеле Резунова мелькнула подернутая лунной рябью речка, когда Павла почувствовала, за спиной движение.
«Хватит уже думать! Так и с катушек съехать недолго. Что смогла, я сделала. Есть у них теперь время для подготовки «торжественной встречи». И сил и опыта у них должно хватить. Наверное… О! Ты глянь, а Голованову-то от меня что-то нужно. Видать, для этого меня в полет и прихватил с собой. Спасибо тебе, «несписочный маршал», что позволил мне сообщить ребятам нашим. За то, что они врага за штурвалом встретят… И, давай, спрашивай уже. В благодарность я тебе все как на духу отвечу, на что моей фантазии хватит».
— Не забыли? Скоро ваша смена у штурвала.
— Помню, и готов.
— Павел Владимирович, а как вы считаете, в особых авиаполках могут быть враги?
«Вот так вопросик! Тихо так спрашивает меня, чтоб Грачев не услышал. Проверяет меня, что ли? Стану ли я выгораживать своих, или наоборот, топить. М-дя. С каким-то подвохом этот вопрос, но вот с каким? Хм. Ладно, и мы «не шиком лыты». Держи, товарищ «придворный пилот» и будущий маршал, очередной бред подозреваемого».
— Они там не могут быть… Они там точно есть.
— Гм. И вы об этом вот так спокойно… Расскажите поподробнее, что вы имеете в виду?
— Можно и подробнее… Каждый человек враг… в первую очередь он враг самому себе… А пилоты – обычные люди. Да смелые, да подготовленные. Но подготовленные они, в первую очередь, по своей специальности, а не по психологии взаимодействия с людьми, имеющими власть и влияние.
— Но ведь мы сейчас совсем не об этом.
— И об этом тоже. Вот что с вами будет, если вы выкажете неудовольствие своему «главному руководителю» в ненадлежащей форме, предусматривающей сомнение в его умственных способностях?
— Гм. Я просто не стану этого делать. И причем тут пилоты?
