и Д. Патрик, склонен считать, в отличие от большинства современных наших литературоведов, что одной из опознавательных черт этого жанра надо считать «описание определенного государства или сообщества, политической структуры его», иначе это не вполне утопия или антиутопия, как бы нам ни хотелось причислить к ним книги А. Платонова и Ф. Кафки, Кобо Абэ или Г. Маркеса, поскольку в этом случае к утопиям и антиутопиям можно будет присоединить едва ли не всю мировую литературу, от Сервантеса до Достоевского), а с
идеями, угрожающими обществу и приобретающими, что называется,
новое качество.
Ведь как удобно было, смотрите, спорить о романе буквально еще вчера. Как просто было идеологам Запада или идеологам нашего недавнего застоя видеть или не видеть в Большом Брате либо Сталина, либо Гитлера — благо, оба были «с усами» и в прямом и в переносном смысле… Но ведь писатель, заглядывая в восьмидесятые, предугадал нечто большее — абсолютную, но безликую власть, власть корпораций, партий, административных систем, бюрократических верхушек, власть особо опасную потому, что она менее уловима и узнаваема, потому что она, как говорится, растворена в обществах.
«Двадцатый век будет счастливым», — надеялся В. Гюго. Дж. Лондон предсказал «угрозу олигархии». А два современных исследователя Оруэлла, о которых я уже поминал, говорили, что в романе его представлено будущее в настоящем как худший вариант прошлого. Головоломная, казалось бы, мысль, но ведь, если разбираться подробней, она — верна. С технологической точки зрения Дж. Оруэлл предсказал миру известный прогресс — будет создано телевидение, улавливающее даже биение сердца человека… Но с моральной точки зрения он же предсказал регресс, отставание, откат к прошлому, то есть сердце будущего человека в известной степени — сердце робота… И разве мы не наблюдаем ныне этой двойной тенденции? В том числе и у нас, хотя и не в таких пока масштабах, как на Западе. Разве писатель не предугадал, так сказать, «бракосочетания» телевизора или компьютера (выражаясь современным языком) с бюрократией — союза, который даст власть, даже не снившуюся раньше аттилам, македонским, наполеонам, всевозможным современным гитлерам или сталиным? Разве не грозит всем нам с приходом третьей промышленной революции так называемая «электронная демократия», коллективизм пострашнее любых тоталитарных систем, когда, «голосуя» дома, мы вдруг обнаружим, что абсолютное и анонимное большинство станет для индивидуума покрепче любых прошлых клеток, камер и наручников? Разве, наконец, контроль над мыслями и чувствами людей (если он станет реальностью в будущем) не окажется сверхвластью, для которой и свет звезд на небе станет вполне досягаем?
Напрасно, напрасно было бы думать, что эти проблемы не имеют к нам никакого отношения. Именно это поразительно точно отразило зеркало романа Дж. Оруэлла, в котором и они (Запад), и мы долго еще будем узнавать себя.
Да, Большой Брат ныне в новом качестве — в форме централизации знаний и обучения, информации и легко навязываемых развлечений, в форме безграничной власти административно-командной системы, способной, если надо, «согласовать» с собой историю, науку, культуру, сам прогресс. И пусть не вводит никого в заблуждение кажущаяся «неуправляемость» общества (особенно нынче, в условиях демократизации), на что упирают сторонники застоя, поскольку она — мистика и ширма. На самом деле эта «неуправляемость» (раз не разрушена еще административно-командная система, не вынут из нее ни один кирпичик) лишь маскирует истинный размах всевозможных иерархий власти. Причем необязательно партийной или государственной, но и власти ведомств, различных аппаратов, клановых кругов. Вот в чем ужасная правда, или правда ужаса оруэлловских предсказаний…
Роман Дж. Оруэлла — это «памфлет против политики, против политического тоталитаризма, — писал в 1984 году в газете „Унита“ П. Инграо, член руководства Итальянской коммунистической партии и президент Центра по реформе государства. — Вся книга пронизана ужасом, порожденным „политической машиной“, политической властью. Если мы захотим найти истоки этого ужаса, то нам следует задуматься над процессом огромного расширения власти в XX веке, расширения ее аппаратов, методов, теорий. Подлинный объект пророчества и разоблачения — всесилие политической власти, ее всепроникающее могущество, ее триумф в глобальном масштабе». А главным инструментом этой политической власти в романе Дж. Оруэлла будет являться безграничная, всепобеждающая способность идеологизировать все жизненные явления. Другими словами, и для Запада, и для Востока, решивших бороться с властью транснациональных ли корпораций и военно-промышленных комплексов, с властью административно-командной системы и всевозможных ведомств, не уступающих ей в силе, «самая ошеломляющая проблема, — пишет всё тот же П. Инграо, — состоит в том, что нет „простого“ общества, нет единой власти (которую, подобно Зимнему дворцу, можно было бы взять однодневным штурмом)».
Вот в чем актуальность и современность романа Дж. Оруэлла для сегодняшнего и даже для завтрашнего дня. Совершив в развитии множество кругов, власть как функция деперсонифицировалась, растворилась в обществе. И бороться с нею сегодня, а тем более завтра — не значит ли это бороться с самим собой, вернее, с чем-то внутри себя, внутри черепной коробки? И вот почему в этих новых условиях упоминание Оруэлла об отставании, откате назад человеческой морали приобретает особое значение. Ведь справиться с «властью» в себе мы можем лишь в том случае, если будем опираться именно на моральные, нравственные устои, на то, что ни при каких обстоятельствах, даже ради самых благих целей, нельзя ни убить пусть и ненужного обществу человека, ни обидеть беззащитного ребенка.
Добро — это добро, зло — это зло, правда — это не ложь, а реальность — это не выдумка «начальников» — вот в чем заключалась основная надежда Дж. Оруэлла. «Не дайте себя обмануть! — призывал он. — Даже если обманщиками будете вы сами». Вот ракурс, в каком писатель, как и многие утописты, призывал по-новому взглянуть на старые как мир идеалы человечества — на ту же «свободу», «равенство», «справедливость» и «счастье». Не обманывайте себя и не обманывайтесь! Иначе благом можете посчитать и общемировое «отключение» от Вселенной, как это описал Ч. Айтматов в романе «Буранный полустанок» (явно антиутопический мотив его глубоко реалистического романа), и иллюзию, что звезд на небосклоне нет и никогда не было.
…Да, власть, оруэлловские «свиньи», страшный и жестокий бюрократический аппарат, связанный круговой порукой, — все это может погасить звезды, но лишь убив в человеке человеческое. Именно эта тема английского романиста остается актуальной для современного мира. Не об этом ли «задумывается» сегодня и наша перестройка, не в этом ли и новое политическое мышление, которое, если хорошо вглядеться в зеркало оруэлловских надежд, явно просматривается в романе?
Но главная надежда романа — так я во всяком случае понимаю утопии и
