Рынок поверг Оружейника в состояние восторга, смешанное с разочарованием. Какой мед? Какое вяленое мясо? Какая рыба? Местные жители уже прекрасно с этим управились и без нас. Ну, если не с медом, то со всем остальным – это точно. Мало того, тут был сумасшедший (по нашим меркам) выбор овощей и зерна. Все это продавалось по более чем умеренным ценам, то есть сделать на этом бизнес было если не сложно, то проблематично в любом случае.
К тому же вот так взять и начать что-то продавать было просто невозможно – как и было нам уже сказано Грэем, право на торговлю выдавал Совет Восьмерых, что было вполне объяснимо – за каждым из членов совета стояла его община, а у каждой общины был свой интерес на рынке, своя делянка, которую он окучивал. Если хочешь торговать – договаривайся или шагай за пределы каменных стен – верстах в трех от города находился так называемый дикий рынок, где тоже можно было продать и купить всякое-разное. Вот только там все было дороже и порядок отсутствовал как таковой. И закон – тоже. В Новом Вавилоне всякое случалось, но до разбоя или убийств почти никогда не доходило. Там же это было нормой вещей.
Впрочем, понятия закона и порядка здесь тоже были условными, что опять же не шло вразрез со словами Грэя. Убивать – нельзя, воровать – нельзя, это все так, и за это провинившегося ждала быстрая и безжалостная расправа. Но только в тех местах, которые являются зоной взаимного контроля. А в своих кварталах (Тор в рассказе называл их не только кварталами, но и общинами, дистриктами, а один раз употребил даже заумное и неприятное слово «кластер») закон был у каждого свой. И выдачи оттуда практически не было, каждый случай, когда один район требовал голову человека из другого, превращался в ломку копий на Совете. Хотя такое происходило не слишком часто.
Каждый дистрикт помимо доли на рынке имел еще свой личный интерес, который контролировал он и никто другой.
Собственно, тут Тор перешел к тому, что меня интересовало больше всего, – что это за дистрикты такие и с чем их едят. Рассказ об их интересах он оставил на потом.
В отличие от нашей семьи, в которой как-то не произошло деления по национальному признаку (если не считать амурной страсти Владека к Эльжбете, тут все-таки что-то такое было), в Новом Вавилоне размежевание произошло практически незамедлительно, к концу второй недели проживания людей за каменными стенами.
Всего выделилось восемь дистриктов, практически по количеству кварталов в городе. Чтобы понятней – город был круглым, как торт, и неведомые строители нарезали его на десять частей. Восемь были жилыми кварталами, девятая и десятая представляли собой большой проспект, рассекающий город ровно посередине и ведущий от рынка к главным воротам с внешним портом в одну сторону и к внутренней пристани – в другую, правда, близ нее проспект сужался, становясь, по сути, улочкой. Видимо, так было задумано. Центр города, как и вышеупомянутый проспект, был объявлен зоной взаимного контроля. Там находилась ратуша – самое высокое здание Вавилона. На верхних ее этажах располагался зал заседаний Совета Восьмерых, а в подвалах размещалась тюрьма. Также в центре были рынок и несколько зданий административного характера, в которых, при необходимости, решались внутренние вопросы.
Так вот, районы-дистрикты. Нельзя сказать, что в основе их заселения лежал исключительно национальный признак, хотя во многом именно так определялись группы людей, слившиеся воедино. Все-таки общность культур и схожесть языка – великое дело, подобное всегда тянется к подобному. Впрочем, не обошлось и без казусов, когда географически далекие от Мексики и Латинской Америки испанцы влились в состав квартала, носящего имя «Картель». Думаю, тут дело было в общей ментальности. Да и понять друг друга им было несложно – языки-то, по сути, происходят от одного корня. Хотя проблем с общением в Новом Вавилоне почти не было – английский чуть лучше или хуже знали почти все.
А вообще «Картель» – название говорящее, у меня сразу столько ассоциаций появилось… И что-то мне подсказывает, что они недалеки от истины.
Объединение греков, болгар и турок (да-да, турки и болгары в одной упряжке, воистину этот мир непредсказуем; ведь многовековой конфликт за спиной – однако же вот, сплотились воедино) носило имя «Дом Земноморья». Собственно, здесь территориальный принцип был основным – с кем греки, которых в городе насчитывалось больше других, граничили на той Земле, тех они и вобрали в свою общину. Впрочем, в этом дистрикте жили еще и албанцы, и македонцы, и другие народы, но численность их была очень мала.
Квартал моих земляков звался «Братство»; русские предсказуемо объединились с украинцами, белорусами и другими братскими народами, например сербами. Только гордые поляки не пожелали присоединиться к славянскому блоку и предпочли ему «Латинский квартал», который вообще славился пестротой населения – там в одном котле варились французы, голландцы, швейцарцы, бельгийцы и представители еще десятка разных европейских государств.
Немцы основали «Тевтонский союз», к ним присоединились не только австрийцы и чехи, но и венгры. Похоже, узрев в этом для себя какую-то выгоду.
И англичане не стремились к европейцам, предпочтя им своих дальних родственников – американцев, австралийцев и новозеландцев. Их квартал назывался «Мэйфлауэр», и был этот дистрикт одним из самых многочисленных.
Впрочем, «Халифат», в здании которого мы сейчас находились, был не меньше по составу, если не больше. Он вобрал в себя арабов и множество единичных представителей разных рас, от сомалийцев и пакистанцев до курдов. Этот дистрикт отличался еще тем, что был единственным из всех, в котором серьезно относились к религиозным убеждениям. Если человек, решивший поселиться в этом районе, не исповедовал ислам, дорога ему в «Халифат» была закрыта. Впрочем, никому они свою религию специально не навязывали и никак это дело в народные массы не продвигали. Да и сделать подобное было бы затруднительно – запрет на агрессивное продвижение религиозных учений был принят одним из первых, все помнили, чем эти вещи заканчивались на той Земле. И конечно, деловых связей подобная категоричность в убеждениях не касалась.
Совсем уж интересным был последний дистрикт – «Азиатский блок». В нем уживались несколько вроде бы совсем уж разных наций – китайцы, корейцы, индусы и японцы. Как им это удалось, какие у них были точки соприкосновения, какие причины для объединения у них имелись – неизвестно. Самый густонаселенный квартал жил закрыто, его обитатели ни с кем особо не общались. Да и в общественной жизни почти не участвовали.
