– Теперь объяснишь, к чему это все было нужно? Зачем нужно было подстреливать Витьку? Зачем ты рисковал всеми людьми?
– Все это тебя не касается, Алекс. И вообще, ты отбываешь в Санкт-Петербург. Держи. – Яков сунул ему в руки кожаную сумку, какие обычно использовали для сохранности бумаг во время путешествий. – Там паспорт и бумаги для Ушакова. Перепрячешь у себя на квартире, и утром чтобы духу твоего в городе не было. Все оружие передашь Дэну, оно нам еще может понадобиться.
– Погоди, но ведь мне в Ирландию надо. Скоро должны появиться контрабандисты. Кто же расплатится за оружие?
– Это уже не твои заботы. Тебя вызывает лично Ушаков. Все, свободен.
Вытолкав взашей Савина, или Баррета, именно под этой фамилией его знали в Англии, Яков направился в столовую, чтобы выпить воды перед сном. Настроение у него было приподнятое, если не считать маленького расстройства в виде потери лучшего из своих боевиков.
Виктор разыграл все как по нотам. Он уже не первый год обретается в городе, работая ткачом. Поначалу его восприняли в штыки. Эти мастера не любят новичков. Но ему все же удалось втереться в доверие. Его не собирались использовать вот таким образом. Но ситуация изменилась.
Запущенный махиностроительный завод близ Санкт– Петербурга в течение пары лет покрыл потребности казенных мануфактур, и ему грозил простой. Русские промышленники не спешили вкладываться в новинку. Петр же был настроен решительно, и, по его мнению, каждое предприятие должно приносить прибыль. Именно по этой причине, пока местные купцы не спешили с закладкой фабрик, махиностроительный завод начал принимать заказы от иностранцев.
Но и появление конкурентов Петру тоже было поперек горла. Вот тут-то и вступили в дело резиденты. Признаться, Яков был категорически против подобного решения. Не их дело лезть на рожон и возглавлять бунтарей. Но и иначе организовать все в кратчайшие сроки тоже не получалось. Император же настаивал на том, чтобы все фабрики давились в зародыше.
Виктору предстояло возглавить борьбу английских ткачей против машин. А для этого новичок должен был обзавестись непреложным авторитетом в их среде. Что может быть более убедительным, чем пролитая за свое дело кровь?
Вот и пришлось разыграть замысловатую комбинацию. Конечно, можно было бы воспользоваться и штуцером. Вот только стрелять все одно нужно было с близкого расстояния, иначе такой ювелирной стрельбы не получилось бы. Поэтому пришлось прикрыть стрелка из духового ружья, ну а заодно и раззадорить толпу еще больше.
Н-да-а, хитер Петр. Решил и рыбку съесть, и… Деньги за машины уплачены, казна свое получила, а английским фабрикантам ничего кроме убытков. Ладно. В конце концов это проблемы англичан. В России подобное просто невозможно. Там нет такого количества ткачей, поэтому не может быть и их выступлений. Правда, и толстосумы не спешат вкладываться в выгодные предприятия. И как Петр Алексеевич думает с ними разбираться?
Глава 3
Особенности российского предпринимательства
Душистый чай в теплом доме, за накрытым столом, с блюдом выпечки, дурманящей разум своим запахом, – что может быть лучше? Впрочем, каждому отдельному моменту жизни соответствует что-нибудь свое, подчас неповторимое. Но вот сейчас и здесь…
Анисим Андреевич откусил добрый кусок ватрушки, хрумкнул сахарком, поднес блюдце с чаем к губам и, слегка подув, с наслаждением сделал глоток. Хорошо-о. Вот сейчас именно это самое замечательное и есть. К тому же к благости располагает и удачное течение дел.
Сомовы никогда не выделялись среди остального новгородского купечества. Ни худыми не были, ни в первые ряды не высовывались. Эдак серединка на половинку. Зато и горести по большей части обходили их стороной. Возможно, благодаря своей натуре поколение за поколением и жили в тиши, и разорение в дом не стучалось.
Еще от прапрапрадеда повелось, что Сомовы не рисковали понапрасну и в сомнительные дела не лезли. Не застила им глаза гордость, не одолевало тщеславие. Как наказывал еще основоположник их рода – в купеческом деле главное подешевле купить то, что обязательно получится подороже продать, да остаться в прибытке даже в случае какой потери. Вот именно по этому принципу и жил их род, пребывая в трудах и неизменной прибыли.
Нет. Была одна паршивая овца. Родной дядя Анисима Андреевича. Не пожелал он вместе со старшим братом дела вести. Захотелось самостоятельности. Поддался на посулы государя Петра Великого. Вытребовал свою долю и решил торговлишкой заняться в странах иноземных. Батюшка, Андрей Анисимович, хотел было взъерепениться. От века Сомовы вместе держались и вместе дела вели. Да потом остыл, посчитал за лучшее не поднимать шума и отпустил брата. Э-эх… Тот и сам сгинул, и семью по миру пустил.
Нет, Сомов не нехристь какой. Заботу о родне принял на себя, почитая это за долг святой. Ни словом, ни делом ни разу не попрекнул. Братьев двоюродных к делу пристроил и в обиду никому не давал. Но ведь не высовывайся их батюшка, могли бы сейчас свое дело вести. А там, глядишь, и сам дядя жив был бы. Ведь на пятнадцать годков младше брата был.
А все отчего? Да оттого, что заветы предков почитать надо. Они ведь не на пустом месте появляются, мозолями, потом и кровью писаны. Вот он, Анисим Андреевич, ни на ноготок не отошел от заповеданного. И ничего, жив-здоров, семья обихожена и в достатке. Опять же заботу о родне на себя принял.
Подумаешь, дом не терем боярский. Так и что с того? Чего в нем не хватает? Есть где спать, есть что есть, и не щи пустые с коркой черствого хлеба. Пришло время дочку замуж определять, так женихи в очередь выстроились. И за приданым дело не стало.
Что-то в груди екнуло. Была у купца одна особенность – беду или пакость какую он за версту чуял. Не раз ему это помогало избегнуть сомнительных предприятий. Вот только появлялось это предчувствие нехорошего, когда дело касалось дел торговых. А какие нынче дела? Ярмарка уж прошла. Дело к весне и распутице, потому вся торговля сейчас и замерла. Нынче у торгового люда межсезонье. Зимние заботы остались позади, на весенне-летние все уговоры уж завершились. Вот вскроются реки, и все закрутится с новой силой. Конечно, и нынче в лавке что-то продается, но то так, не серьезно, всего лишь мелкая розница.
Так отчего же это предчувствие беды? Откуда нагрянет? Как избежать? Сомов вновь прислушался к своим ощущениям. Нет, не отпускает клятое. Свербит без устали, словно только что пойманная птаха в клетке мечется. Оно бы отмахнуться, но опыт прежних лет тому противится.
Со двора послышался собачий лай. И ведь не брешут. Днем брехать не каждому псу захочется, прохожих столько, что глотку надорвешь. Да и от дворни влететь может. Вот ночью – дело иное.
