Но на всякий случай нужное я записал. Вдруг Ашмаи — это Баэлнорн, устыдившийся долгих поисков знания, за время которых пострадал весь род эльфов, и решивший наверстать упущенное.
Размышления, как я смогу достать Ашмаи, довели меня до раздражения и головной боли. Выходило, что никак. Плюс куча вампиров, низшей нечисти, големов и прочего которые будут толпиться вокруг лича. Только на прорыв в Цитадель Зла потребуется целая армия.
Куда ж ведут меня эти сны? А, кстати, что мне снилось сегодня? А ничего. По крайней мере, не запомнил. Раздражение мое усилилось, и я решил, что хватит думать, пора идти завтракать.
После завтрака я прошелся по храмам, где продолжил морально падать, собирая Силу там. Но что ж делать, если ходя по этому городу порока и вседозволенности, я не ощущаю естественных токов Силы? Наведенных источников сколько хочешь: зачарованные двери, руны крепости на заборах и стенах домов, магические сигнализаторы на входах в казино и богатые дома, а естественных–не ощущаю. Может, это оттого, что на улицах ни деревца? Или пороки городских жителей так влияют?
До обеда я мрачно томился в гостинице, а пообедав, захотел подремать. Но сон не шел. Какой–то неудобный и неудачный день получается, ибо все идет не так. Что я еще не сделал?
Оружие закупил. Консервы — пока рано, ибо неясно, когда потребуются и на сколько дней. Амулеты тоже закупать преждевременно, ибо неясно, в каких есть нужда. Гостиницу я уже оплатил еще за три дня. Белье постирают только завтра. Ах да, я хотел ножны под трофейный стилет сделать. И надо подумать, как оружие разместить для похода. Раньше я носил в поле нож на поясе, а осиновый кол за правым голенищем. Тесак рассчитывал пристроить на ранце справа, благо там есть крепежная петля. Рукоятка при этом торчит над плечом и можно вытаскивать через него. А вот теперь сложности есть — стилет слишком длинный, чтоб его за голенище совать. Прикинул, как он на поясе будет размещаться — тоже получается неудобно (живот у немолодого мага малость отрос). Путем разных проб и прикидок решил, что ножны делать надо, но носить его придется в ранце, а на себя вешать только в особых случаях. Потом прятать обратно. Нож без разгрузки, как и прежде, останется на поясе, а при ношении жилета переедет в специальный карман для него. Кол, как обычно, будет за правым голенищем, при нужде может переехать в разгрузку, поближе к руке. Решил также разрядить набитые магазины к карабину (кроме одного) - пусть отдохнет и фонтан, то бишь пружины. После чего отбыл на поиски изготовителя ножен. При этом чуть не забыл сам стилет — пришлось возвращаться.
Портье гостиницы сказал, что неподалеку есть мастерская, владелец которой изготовляет перевязи, ремни, седла и вьюки, наверное, он сможет и ножны сделать из кожи. И назвал, куда надо пойти. Толи я недослушал, толи сам портье напутал, но мастерскую я еле нашел, и оказалась она в противоположном направлении, нежели я представлял себе. Или все–таки день не благоприятствовал?
Владелец ее, абориген из харазцев, сказал, что изготовить ножны он сможет, и даже практически сразу, если я имею возможность часок посидеть в мастерской. У меня других планов не было, поэтому я согласился. Харазец оказался болтливым, но пока язык его молол, руки активно делали свое дело. Я бывал в его родных местах, поэтому мы могли обсудить их красоты и редкости. Рассказ про то, как я туда попал, я предусмотрительно опустил, сказав, что служил тогда у барона и сопровождал того в путешествиях. И не зря. Харазец родился в Иш — Велере, и покинул его, опасаясь кары за участие в том достопамятном восстании. Как выяснилось, про наш разгром Сендера ходили ужасающие слухи, подогретые восточной фантазией. Мы вроде бы снимали жертвам побогаче кожу с одного пальца каждый день. Лишенный кожи палец загнивал, и жертва сходила с ума от боли. Так якобы мы выдавливали из градоначальника Сендера и богатых людей сведения, где находится их сокровища. Градоначальник якобы выдержал шесть дней пытки, потом сошел с ума и умер на девятый день. Прочим, у которых сокровищ однозначно не было, мы якобы отрубали одну руку, одну ногу, выкалывали левый глаз (это была якобы такая жертва темным богам нордлингов) и сбрасывали умирать в городские рвы.
Ну не скажешь же бедняге, что градоначальника ( по тамошнему аллишпана) разорвало на стене снарядом еще до прорыва внутрь. И девяти дней на такое у отряда не было. По обычаю, грабили город три дня, после чего капитан повел отряд дальше. Некоторых наемников из винных погребов и наскоро созданных мини–гаремов приходилось вырывать силой. Но всех оторвали и в строй поставили. Во рвах же лежали только те, кто во время боя туда свалился и там помер. Хотя ходить и видеть вокруг три дня разгула наемников было очень тяжело. Спасало только то, что раненых и больных было до демоновой матери, поэтому времени на эти зрелища было немного. Мы с Арреном и прикомандированными помощниками работали не покладая рук и амулетов. Всего пользовать пришлось сотни полторы раненных и больных, но большая часть пострадала легко. Много было жаловавшихся на ухудшение слуха и головную боль. Харазский владыка выделил много динамита, из которого мы понаделали самодельных гранат (полуфунтовая шашка, обмотанная проволокой, и с куском шнура) и не жалели их, кидая во все помещения. После того в домах 'лежал живой на мертвом, а мертвый на живом', а сверху была мебель. Ну и гранатометчикам тоже взрывом уши портило. Пара нордлингов, для демонстрации смелости слишком укоротивших шнур, пострадала посильнее.
Я кивал и поддакивал мастеру, а перед моими глазами вставали позабытые картины этого бедствия. Вот денек–то выдался. После часа мучений, мастер показал мне готовый образец. Ножны он сделал из кожи, с деревянным наконечником и металлическими заклепками. Он сказал, что быстро получилось, так как ему часто приходится такие ножны делать, поэтому есть и заготовки, и рука набита. Такие стилеты любят носить удалые молодцы, ходящие в ватагах по Реке.
Я расплатился, повесил стилет на пояс и вышел. Путь мой лежал в гостиницу, но находиться там не хотелось. В порядочном городе вроде Твери или Нижнего я бы погулял в саду или по набережной, а здесь такого не предусмотрено. Поэтому я зависал в здешних трактирах, пил белое вино, и пытался избавиться от нахлынувших воспоминаний, растревоженных харазцем. Но они все всплывали и всплывали…
Отрядом командовал капитан Эрдин, родом из какого–то аборигенского государства на астраханской границе. Лет ему было под пятьдесят, но седины у него почти не было. Гладкое, почти без морщин лицо, глубоко посаженные черные глаза. Голову он брил наголо, усы тоже, а бороду отращивал. Дисциплину в отряде он поддерживал исключительную. Все знали, что хоть он голоса в разговоре никогда не повышал, но виноватый всегда получит, что ему причитается по Кодексу.
