— Конечно, Марья Ивановна, я сделаю все, что в моих силах. И пока тут у вас, понаблюдаю за ней.
— Понаблюдай, голубчик, понаблюдай. Может тебя поселить рядом с ней? А то у нее сердцебиения бывают большей частью по ночам.
Вопрос оказался соблазнительно двусмысленным и я, было, собрался отказаться, княгиня это поняла и поспешила уговорить:
— Комната что рядом с Машиной не хуже твоей нынешней, тебе там будет удобно.
Я понял, что выбора у меня не остается, и не стал сопротивляться.
— Ладно, мне все равно где жить, пусть будет рядом с княжной…
— Большое тебе, Алексей Григорьевич, спасибо. А уж как Маша обрадуется!
Спорить я не стал, может так оно и будет, княжна нашему соседству обрадуется. Однако я почти дал себе слово постараться не воспользоваться благоприятной ситуацией.
Мы еще перекинулись парой слов, я раскланялся с Марьей Ивановной и пошел в буфетную комнату. Там оказалось довольно многолюдно, четверо местных обитателей, по виду небогатые дворяне, соседи, а возможно, бедные родственники хозяев, коротали время между завтраком и обедом за охлажденными напитками. Когда я вошел, общий громкий разговор разом оборвался, и на меня уставились пять пар испуганных глаз. Я поклонился и собрался представиться, но не тут-то было! Гости, побросав недопитые стаканы, с хорошей скоростью рванули к выходу, за ними попытался улизнуть и буфетчик, но мне удалось его поймать в прямом смысле за руку.
— Стой! — строго сказал я. — Ты это куда бежишь?
— Ваше высокоблагородие, ваше сиятельство, — забормотал он, — мне всего на минутку отлучиться, а потом я вашему… все что хотите. Не погубите невинную душу!
Буфетчик был невысок ростом, но широк в талии, с круглым, как полная луна лицом и трясся, как студень на вибростенде.
— Погоди любезный, — попытался я его успокоить, — не бойся, никакой я не колдун и ничего тебе плохого не сделаю! Если конечно ты меня накормишь.
— А-а-а, в-а-а-а, — опять начал заикаться он, но, посмотрев на меня, успокоился и вполне членораздельно спросил, что мне подать.
Мы обсудили меню и я сел за общий стол, заставленный недопитыми стаканами и початыми бутылками. Там, спустя двадцать минут меня отыскала княжна Марья. Я уже кончал завтракать и собирался встать из-за стола, когда она влетела в буфетную комнату и сразу подошла ко мне.
Теперь при дневном свете, с разрумянившимися щеками, она выглядела премиленькой, впрочем, повторюсь, как почти любая девушка ее возраста. Не могу сказать, что у нее были классические черты лица или с первого взгляда в ней была видна аристократка, скорее напротив, лицо Маши был просто, округло, носик вздернут, а подбородок чуть маловат. Однако веселые, живые глаза и соблазнительно припухшие губы очень ее украшали, и мне стало весело на нее смотреть.
— Ах, вот вы где, Алексей Григорьевич, — воскликнула она, — а я вас по всему дому ищу.
А я подумал, что разок ее поцеловать, конечно, только во сне, большим грехом не будет…
— Маменька вам говорила, что после вашего лечения у меня перестало болеть в груди?
— Говорила, — подтвердил я, — и попросила переселиться в комнату рядом с вашей, для продолжения лечения.
— Правда? — засмеялась она. — Это хорошо!
Имея некоторый жизненный опыт, я в этом так уверен не был, но спорить не стал. Пока она не ушла, я взял ее за запястье, проверить пульс. Почему-то это немудреное действие так испугало буфетчика, что он начал усилено креститься, а потом спрятался за стойкой.
С пульсом у Марьи Николаевны все оказалось хорошо, даже лучше чем я надеялся. Отпустив ее руку, я пожаловался:
— Не знаю, что здесь наболтал про меня возчик, но теперь все от меня шарахаются, как черт от ладана! Ладно бы, еще дворовые, когда я сюда вошел, отсюда сбежали все ваши родственники.
— Я слышала, — улыбнулась княжна, — что вас считают колдуном. А что мужик рассказал, мы сейчас узнаем. Филимон, — окликнула она буфетчика.
Сначала никакой реакции на призыв не последовало, но после третьего обращения тот, наконец, вылез из-за стойки. Вид у него был хуже некуда, лицо потное, глаза блуждающие и ко всему трясущиеся бульонные щеки.
— Чего изволите, ваше сиятельство? — севшим до хрипоты голосом спросил он.
— Подойди сюда, — строгим голосом приказала княжна.
Буфетчик, еле передвигая ноги, приблизился.
— Боишься барина? — спросила девушка.
— Ох, как боюсь, ваше сиятельство, все поджилки трясутся.
— Ведь тебе было сказано, что я не колдун, — вмешался я. — Чего же ты опять испугался?
— Как же, вы барышню хотели на тот свет утащить, — еле выговорил он, — я собственными глазами видел!
— Я на тот свет? С чего ты взял?
— А зачем тогда их за руку брали? — рискнул спросить он, укоризненно качая головой.
— Успокойся, это у меня лечение такое, за руки людей брать. Я не колдун, а лекарь.
— Это как вам будет угодно, — сказал буфетчик, отирая рукавом пот с лица. — Наше дело маленькое.
— Филимонушка, ты этого барина не бойся, он хороший, ты лучше расскажи, что о нем в людской говорят, — ласкова попросила Маша.
— Так что ж рассказывать, барышня, известно, язык без костей, мало ли чего наболтают. Я и слышать ничего не слышал, и ведать не ведаю. Мое дело маленькое…
— А вот ты и расскажи, чего не слышал, а мы послушаем.
— А как они обидятся, да меня в жабу заколдуют? — жалостливо спросил Филимон.
— Не заколдую, — пообещал я, — расскажешь все что знаешь, награжу!
— Так чего я знаю, ничего и не знаю! Вот ихний человек, — кивнул он на меня, — сказывал, что их светлость лошадь его так заколдовал, что она шага не могла ступить, сразу падала. А потом и оглоблю одним взглядом поломал. Оглобля-то, говорит, совсем новешенькая была.
— Ну, я ему мерзавцу поломаю оглоблю о бока, — пообещал я.
— И что он еще рассказывал? — ласково спросила Маша.
Филимон уже немного успокоился, перестал потеть, да говорил складнее, чем раньше.
— Сказывал, что они его заколдовали, заставили новые сани прямо на дороге бросить и за собой сюда ехать! И еще говорит, их милость может любого человека в кого хочет превратить, хоть в собаку, хоть в жабу.
— Ну-ка, найди его и приведи сюда, — попросил я буфетчика, давая ему медный пятак.
Не знаю, чему он больше обрадовался, чаевым или возможности уйти, рванул он из буфетной, несмотря на избыточную фактуру, как заправский спринтер.
Мы остались с Машей вдвоем. В дверь периодически заглядывали домочадцы, но войти в комнату желающих не нашлось. Княжна задумчиво смотрела в сторону осиротевшего без Филимона буфета, казалась немного смущенной, и разговор у нас не клеился.
