— Эх, братки, браточки, ну зачем вы испоганили мне праздник, — заговорил сам с собой Криволапов, устанавливая прицельную планку и отводя предохранитель. — Я же вас не трогал, и знать не знал. Я в Европу ехал, а вы меня мордой об тамбурную стенку, — Степан прицелился и дал длинную очередь по мелькавшим фигуркам партизан. Те залегли, увидев грозного противника, перенесли свой огонь на него. Фьють, фьють,— засвистели пули вокруг. Ух, — рявкнула малокалиберная пушка. Толщи воды сзади взметнулись над рекой. Степан молчал и поджидал, когда деревенское воинство подойдет поближе. — Вот, сволочи, получайте. Это вам за недопитый первач! — он плавно нажал на курок и короткой очередью отсек партизан, пытавших его окружить. — Это за мои страдания в детстве! Это за мамку и батяньку! — Несколько партизан упало. Атака вновь захлебнулась.
Бешено и плотно стальные осы все ближе, ближе и прицельнее подбирались к нему. Фьють, фьють, — и пилотка, его ухарски заломленная пилотка, улетела к мосту. — О-го-го, как жарко. Фьють, фьють, — песок засыпал глаза. «Пора уносить ноги, — мелькнула уже по-настоящему трезвая мысль в его голове. — Майор уже добрался до реки. Пошел и я. А то танго на моей свадьбе будут танцевать черти», — Степан дал длинную настильную очередь и пулемет заглох. — Все! Баста! Приехали! — он решительно отбросил от себя оружие. — Получите подарок от тамбовского волка и распишитесь. А это, братки, вам за гостеприимство, — он с силой швырнул две гранаты в сторону первого вагона, увидев ползущих к нему партизан, и кубарем скатился с насыпи вниз догонять Франца.
3 июля 1944 год. Москва. Лубянка.
На следующий день после совещания у Сталина, Лаврентий Павлович Берия, с присущей ему необузданной энергией и темпераментом, принялся выполнять очередное поручение Верховного главнокомандующего. Что характерно было для него, какое бы задание он ни получал от вождя, во всем он хотел разобраться досконально и точно, насколько позволяли ему образованность, природная интуиция и помощники с их разветвленными отделами и выполнить его в строго указанные сроки. И здесь была не столько боязнь за свою репутацию перед Сталиным, тот мог его выдернуть и спросить по любому порученному заданию, у вождя была великолепная память, а прежде всего та непоказная ответственность за это порученное дело и способность доводить его до конца, подкрепленных высочайшим организаторским даром.
Абакумова Берия вызвал на 10 утра, заранее предупредив собрать все имеющиеся на тот момент сведения об «Арийце», но и у него к этому времени на столе лежала небольшая докладная записка по линии НКВД. Просмотрев ее, Берия мысленно подумал: — «Негусто, однако. Видно крепкий орешек этот «Ариец». Ничего, разберемся. Ну, Абакумов, Абакумчик, тоже хорош гусь, полез к Верховному, не показав ему непонятное дело об «Арийце». Непонятное, то есть странное, загадочное или непонятое людьми Абакумова? Конечно непонятое. Выскочка! Хочет выслужиться перед хозяином. Холуйская душа. Куда ты денешься без меня. Я тебя выдвинул, я тебя и…», — но не успел он развить мысль до логического конца, как позвонил секретарь о прибытии комиссара госбезопасности 2-го ранга Абакумова.
— Пусть войдет, — коротко сказал Берия и вышел из-за стола. — Заходи, дорогой Виктор Семенович, — с показной вежливостью, с некоторым подобострастием, встретил начальника главного управления контрразведки (СМЕРШ) Наркомата обороны Берия, пожав некрепко руку. — Присаживайся. Может вино, фрукты или коньяк? Знаю, балуешься им один в кабинете после рабочего времени. Любишь хороший «Арагви».
Абакумов вскинул брови, его несколько удивил и даже озадачил слащавый тон разговора народного комиссара внутренних дел. — Спасибо, Лаврентий Павлович, ни то и ни другое.
— Как хочешь. А я не отказываю себе в бокале хорошего кахетинского вина во время обеда.
— Вы знаете мои принципы, Лаврентий Павлович, если пить, то стаканами, если рубить, то сплеча. Пару стаканов коньяка накатишь после трудового дня, и душа отходит, легче становится.
— И часто приходиться душу отпаивать? — через пенсне в упор на Абакумова уже смотрели холодные, непроницаемые, далеко не приветливые глаза второго лица страны.
Абакумов вздрогнул, настолько поразительны были перемены в настроении Берии. Он понял, что тот хочет заманить его в одну из своих словесных ловушек и затем нанести удар, подмяв его волю. — Товарищ народный комиссар, — официально обратился к наркому НКВД Абакумов, — давайте перейдем к делу. Вы ведь для этого меня вызвали. А наши грешные души пока оставим в покое.
— О деле говоришь?! — почти взвизгнул Берия, — это правильно. Но ты, Абакумыч, — фамильярно резанул народный комиссар, — в последнее время стал суетлив и поспешен. А любое дело требует обстоятельного подхода и выдержки, как тот добрый «Арагви», что ты пьешь.
— Я понимаю ваши упреки, товарищ народный комиссар, но…
— Не понимаешь, генерал! — резко оборвал того Берия и вскочил из-за стола, мгновенно взорвавшись. — Ты свои слюнтяйские рассуждения оставь, — и вытянув правую руку, в порыве раздражения, стал размахивать указательным пальцем. — Ишь, умник нашелся! Ты это брось! Ты что, думаешь, я ничего не вижу? Берия все видит. Берия все знает. Мне товарищ Сталин сказал, «Лаврентий, разберись!» И я разберусь.
— Дело с «Арийцем» требовало немедленных решений, — вскочил также со стула и Абакумов, нависнув глыбой над огромным рабочим столом наркома, — на карту был поставлен план осуществления всей операции «Багратион». Я вынужден был немедленно доложить об этом товарищу Сталину, — уверенно произнес начальник СМЕРШ РККА, хотя сердце его тревожно заныло. Он полностью осознавал, насколько силен и опасен Берия, что тот сотрет в порошок любого, кто станет на его пути. Он действительно в последнее время зачастил к Верховному. Вот и брызжет слюной от ревности народный комиссар.
— Сядь и не кипятись, — нарком чуть отпустил напряжение речи и махнул рукой. — Пойми меня правильно, Абакумыч. Ты пришел сюда не просто так, а потому, что все дела особой важности стекаются ко мне, — Берия постучал пальцем по столу, — и вершатся в этом кабинете. Ты, наверное, забыл, так я тебе напомню, что с 11 мая этого года я председатель оперативного бюро ГКО, и первый заместитель председателя Комитета Обороны. А ты полез к Верховному по такому важному делу, как срыв летней наступательной операции с сырым материалом, не поставив меня в известность. Ты подвел под монастырь наших военных товарищей и меня в том числе. Ты понял, Виктор Семенович? — уже поучительно, почти успокоившись, задал вопрос Берия, не требуя на него ответа, и важно через пенсне посмотрел на Абакумова.
К чести Берия он, имея взрывной характер, после очередной вспышки, мог быстро взять себя в руки и успокоиться, не доводя разговор до крайней степени неприязни и противоречий, что произошло и в этот момент.
Абакумов выглядел удрученным, как будто его, большого мальчика, высекли за непристойное поведение. Высекли несильно, но печать тревожного ожидания большой порки, застывшая на лице, еще не сошла. — Поспешил, Лаврентий Павлович, согласен.
— Уже молодец, что согласен, — Берия улыбнулся краешками губ. — Сейчас выпьешь?
— Сейчас выпью.
Народный комиссар НКВД достал из сейфа распечатанную бутылку КВ «Арагви» и налил почти полный стакан золотистой жидкости Абакумову, а себе в рюмку.
— Будь ближе ко мне и не тревожь Верховного по пустякам. А «Арийца» мы прихлопнем в его Германии. Бери.
Абакумов залпом выпил свой коньяк, закусил долькой лимона и несколько секунд сидел без движения, с вожделением вбирая в себя божественный солнечный дар Грузии, после чего, повеселевшими глазами посмотрел на Берия. — Спрашивайте, Лаврентий Павлович. Весь материал у меня с собой, вот здесь, — начальник СМЕРШ похлопал по кожаной папке. — Я готов.
— Это хорошо, что ты готов. Рассказывай, что это за мессия такой, что знает все наперед и выскальзывает живым из наших ловушек.
— В контрразведывательной практике это первый такой случай, Лаврентий Павлович, — начал свой доклад комиссар госбезопасности 2-го ранга. — Мы не знали до него ни одного немецкого агента, кто попал в наши сети и был раскрыт, кто бы имел такой высокий уровень подготовки. И, главное, не только индивидуальной подготовки, но и в составе танкового взвода. Это профессионал высочайшего класса. И потом, — Абакумов облизал пересохшие губы, — эта шифровка о двойном ударе Рокоссовского меня совсем сбила с толку. Это какое-то невероятное предвидение, так и поверишь в высшие силы, — Абакумов показал пальцем вверх.
— Ты мне это брось, — махнул рукой Берия, — запугал, мы тоже не лаптем щи хлебаем. — Расскажи лучше, как ты будешь его брать, какой разработал план? А может его вообще нет в живых? — неожиданно для себя выдвинул смелую идею Берия, — а мы будем как навозные жуки перебирать его говно в тщетных поисках.
