— Покурить, оправиться разрешаю, — И-кк, — икнул вдруг Франц, — но недолго. Вперед, Степан, — Франц сомкнул глаза и подпер голову рукой, которая как ему казалась, стала чугунной.
— Вы прилягте господин майор, поспите часок. А я выйду, покурю.
— Вперед, фельдфебель, покурить, — Франц махнул ему рукой.
Степан уложил Франца на диван, не снимая с него одежды и сапог, взял офицерские сигареты, зажигалку, расслабил черный галстук, давивший шею и, слегка покачиваясь, вышел в тамбур.
Но не успел он сделать несколько затяжек, как по вагону разнесся женский смех. В его сторону направлялись легкой раскрепощенной походкой две молодые особы женского пола. Весело переговариваясь, находясь в привычной для них среде, они открыли дверь и вошли в тесный тамбур. Степан чуть не проглотил сигарету, от нарисовавшейся парочки. Ярко-красные, открытые поцелую, пухлые губы первой незнакомки, вырывавшаяся на волю, словно трепетная птица из клетки из легкого крепдешинового платья грудь, моментально подействовали на Степана, как красный платок тореадора на быка. — Мать, моя женщина, — присвистнул он и ладошкой без стеснения хлопнул первую девушку по выпуклой попке.
— Ай, — завизжала пухленькая блондинка, отстраняясь от него.
— Дальше путь закрыт, дамочки, — с вызовом, выпустив дым колечками, произнес Степан и придержал рукой дверь, выходящую в соседний вагон ресторан.
— Валя, да он русский, смотри, — воскликнула радостно и удивленно курносая девушка, которую приласкал ладошкой Степан.
— Кто ты, чубастый? Как ты здесь оказался? — бесцеремонно, не боясь русского незнакомца в немецкой форме, одернула его длинноногая брюнетка и зло обдала высокомерным взглядом.
— Я-то из нашенских, а вы куда рулите, сучки? — изменил тон разговора Степан, скривившись. Он явно не ожидал такого жесткого отпора от «немецких подстилок».
— Куда надо, туда и рулим, пропусти, малявка.
— Что? Что ты сказала, повтори? — Степана, героя Вермахта, танкиста с большой буквы, давно никто так не обижал. Пьяная кровь моментально прилила к голове. Он выпрямился, схватил девушку за руку и с силой потянул к себе. — Сейчас ты меня всего лизать будешь б…ь фашистская. Я тебя дуру научу как разговаривать…
Но не успел он уточнить с кем разговаривать, как открылась дверь, и в тамбур втиснулся высокий лощеный немецкий офицер в звании капитана люфтваффе.
— Хальт, — закричал он, увидев, как Степан выкручивает руку его пассии и, выхватив пистолет из кобуры, направил на Криволапова. — Ты что позволяешь себе, унтер-фельдфебель! Отпусти девушку или я всажу пулю в твой бронетанковый тупой лоб, мерзавец.
Степан отпрянул назад, оттолкнув девку на офицера. Его лицо исказилось невероятной злобой. Брюнетка вскрикнула от испуга, а затем дико завизжала, увидев в его руках непонятно откуда возникшую финку.
— Прирежу всех, гады! — прокричал Степан с пьяного угару и моментально сгруппировавшись, вытянув правую руку вперед, бросился с ножом на офицера.
Но в этот момент, какая-то неистовая сила подбросила в воздух впереди идущую нагруженную песком полуплатформу и размела ее в щепы. Паровоз вздыбился вверх и как раненый бык, страшно грохоча, объятый пламенем, завалился набок. Следовавшие за ним вагоны, с диким скрежетом стали, стали складываться в гармошку, набегая один на другой и, сваливаться с насыпи.
Криволапова с силой отбросило на тамбурную стенку, и он, вскрикнув от боли, как мешок свалился на пол и на какое-то мгновение потерял сознание. Очнулся от стонов и всхлипываний в углу. С трудом открыв глаза, непроизвольно дотронулся до огромной шишки на голове и скривился от боли. Его сильно подташнивало. — Я жив и в этот раз, — мелькнула первая мысль. Глянул в угол и чуть удержался от рвоты. Окровавленная троица, изрезанная осколками, перемешанная друг с другом, образовав странного паука, лежала напротив и стонала в агонии. — Мамочка, мамочка, мне больно, помоги, — лепетала побледневшими губами длинноногая брюнетка, держась за бок. Ее нелепо задранное белое платье в горошек быстро пропитывалась кровью, обильно сочившееся из пулевой раны.
Степан, плохо соображая, опираясь о стенку, поднялся на ноги. Кровь, хруст разбитого стекла, женские стоны травили душу. Но помочь этим людям было не в его силах. Он осторожно переступил через ногу пухленькой блондинки, которая исходила кровью из глубокого пореза на шее и прощаясь, с состраданием, глянул на нее, и еле успел отвернуться, как фонтан европейской закуски и белорусской самогонки неудержимо вырвался наружу и зловонной массой обдал немецкого офицера, который шевелясь, протягивая руку, хотел ему что-то сказать. — Фу, — облегченно вздохнул побледневший танкист и отодвигая тела дверью, выскочил из тамбура. Надо было спасаться самому. Надо было спасать майора Ольбрихта.
К счастью вагон удержался на рельсах. Пошатываясь, не замечая стрельбы, и осыпавшихся оконных стекол, и пробегавших мимо, ошалело кричащих немцев, он, держась за стенку, добрался до своего купе. К его большой радости майор Ольбрихт был жив и практически не пострадал, не считая ссадины на лице.
— Криволапоф, — крикнул он, увидев Степана, — где тебя черти носят, бегом бери свои вещи, уходим. Это партизаны!
Несмотря на заторможенное сознание, Степана несколько удивила решительность и напор, с которым встретил его командир. Странно, пятнадцать минут назад он был сильно пьяный, а сейчас почти трезв и рассудителен. И, главное, без синяков и он, вспомнив о своей шишке, скривился от боли. Железный однако организм у командира, можно только позавидовать. Но дальше этого предложения мысли не пошли.
— Быстрее, что ты возишься, как рохля, — вновь подогнал его Франц, защелкивая на замок небольшую кожаную сумку.
Степан молча и торопливо забросил ранец за плечо и ухватился за чемодан майора.
— Проклятье, оставь этот чемодан, все необходимое я уложил в несессер. Не туда, куда ты прешься, оттуда стреляют, — он резко за руку остановил Степана, который рванулся на выход через дверь. В эту минуту ухнула малокалиберная пушка, но первый снаряд, пронеся выше, не попав в поезд. Видимо стреляли без прицела. Пулеметно-ружейный огонь партизан по составу усилился. Пули как жучки-короеды превращали вагоны в решето, находя помимо древесины и человеческую плоть. Стреляли только с правой по ходу движения поезда, стороны. Послышалась и ответная неорганизованная стрельба уцелевших отпускников и охраны поезда.
Франц, а вернее Клаус, мгновенно оценил ситуацию, которая складывалась не в их пользу. Он вскочил на диван и мощнейшим ударом левой здоровой ноги, разнес оконное стекло вдребезги. Затем сбил тростью остатки из краев рамы и резко скомандовал. — Прыгай, Криволапоф, я за тобой.
Степан не раздумывая, бросил в окно свой ранец и, сгруппировавшись, со стола пригнул вперед. За ним выскочил и майор Ольбрихт, не забыв свою трость, подарок Вейдлинга. Добежав до сваленного и поджаренного словно мамонт, паровоза, они поняли, что произошло.
Впереди находился небольшой железнодорожный мост через реку. Партизаны хотели подорвать поезд, когда тот должен был проходить по нему, но что-то у них не вышло. На мину наскочила приставленная впереди полуплатформа.
— Уходим вниз к реке, — быстро скомандовал Франц, — там за рекой в пяти километрах полевой аэродром. Перед отъездом я просматривал карту. Это, похоже, мост через реку Щара.
— Подождите, господин майор. Одну минуту, — Криволапов остановился.
— Что еще случилось, Степан? — возмутился Франц.
— Вы идите, я вас догоню. Надо лесным братьям пощекотать нервы. Руки прямо чешутся. Это надо же так испоганить первый за четыре года отпуск, — Степан зло сплюнул.
— Степан, — Франц в упор посмотрел на Криволапова. Их глаза встретились, — береги себя, ты мне дорог.
— Спасибо, господин майор, я буду помнить об этом. — Степан сделал шаг вперед и протянул командиру руку. Франца не смутила фамильярность подчиненного, слишком много было пережито вместе. Он ответил крепким рукопожатием. — Догоняй, я буду ждать.
— Не беспокойтесь, я живучий. Вы же знаете. Вы еще станцуете танго на моей свадьбе. Все, бегите.
— Пусть господь охраняет тебя, — махнул рукой Франц, сжатой в кулаке, — встреча в условленном месте, — и скатился с насыпи.
Криволапов, пробегая, видел возле разбитой полуплатформы разметанный пулеметный расчет. Простившись с Ольбрихтом, он кинулся к пулеметчикам. К его счастью MG-42 уцелел. Подхватив автоматическое оружие и пару гранат он добежал до насыпи у моста. Найдя несколько целых мешков с песком среди разбросанных сильнейшим взрывом и быстро подтащив их в одно место, он образовал огневую точку и прилег, установив пулемет на сошки. Партизаны заходили с хвоста поезда, пытаясь перерезать путь отхода раненым и уцелевшим немцам, убегавшим к реке.
