class="p1">Я уже упоминал, что рост у меня внушительный и довольно крепкое телосложение, и просто отмахнуться от меня не получится.
– В чем дело? – Офицер встал.
– Вы оскорбили Государыню Императрицу. Я вызываю вас! Извольте следовать за мной!
– Что?! Да подите вы …
Я влепил ему пощечину. Он пошатнулся и замахнулся, чтобы ударить, но мой наган, упертый ему в живот, его остановил. Разумеется, я держал наган так, чтобы никто больше его не видел.
– Глянь, глянь! Офицерье собачится! – раздались веселые голоса.
На нас оглядывались.
– Или вы стреляетесь со мной по правилам чести, или я просто пристрелю вас на месте.
– Ах ты щенок, – прошипел офицер.
– Мичман Анненков. С кем имею?
– Капитан Манцев.
– Ну, так что?
– Черт с тобой. Валуев, будете моим секундантом.
Валуев, инженер, лишь испуганно повел плечами.
– Идите за мной! – Я пошел к выходу.
У дверей я столкнулся с только что вошедшим офицером – его лицо сразу внушило мне доверие. Он был в шинели без погон и в фуражке без кокарды. Это был Бреннер.
– Разрешите обратиться!
– В чем дело?
– Мичман Анненков! Могу я просить вас быть моим секундантом?
– Секундантом? Вы шутите?
– Нисколько. Я вызываю этого господина, а секунданта у меня нет.
Капитан Манцев и его секундант стояли за моей спиной.
– Глупость какая-то, – сказал Манцев, ухмыляясь.
Бреннер посмотрел внимательно на него и на меня и сказал:
– Если угодно, что ж – извольте …
Мы шли по темной петроградской улице: я впереди, Бреннер следом, Манцев и его секундант замыкали.
– Я не представился. Капитан Бреннер, в отставке.
– Мы тут все в отставке, – пробурчал Манцев.
– Могу я узнать, в чем причина конфликта? – спросил Бреннер.
– Господин Манцев – язык не поворачивается произнести его офицерское звание – гадко отзывался о Государыне и Великих Княжнах, – сказал я и посмотрел на Бреннера.
Лицо его было бесстрастно, он лишь принял это к сведению.
– Господа, право же, давайте покончим миром, – канючил инженер путей сообщения.
Никто ему не ответил.
– Какое оружие и где место поединка? – спросил Бреннер.
– У меня револьвер. Можем стрелять по очереди, по жребию, – сказал я.
– У меня тоже есть револьвер, – буркнул Манцев.
– Тем лучше, – сказал я.
– Господа, ну ей-богу, давайте разойдемся. Оно того не стоит, – ныл инженер-путеец.
– Что того не стоит? Честь Государыни не стоит? – переспросил тихо Бреннер. Инженер-путеец сразу пошел на попятный:
– Да нет же, я не то хотел сказать. Конечно, Государыня – это святое! Да скажите же им, Василий Кузьмич, что Государыня – святое, и дело с концом! – обратился он к Манцеву.
– Молчать! – сказал Бреннер, не повышая голоса.
Как-то незаметно он взял на себя руководство и спросил по-хозяйски:
– Так куда мы все-таки идем?
– Найдем какой-нибудь пустырь… – сказал я неуверенно, поскольку понятия не имел, где в центре Петрограда пустырь.
– А давайте-ка свернем сюда. Я знаю тут подходящее место, – сказал Бреннер и, не дожидаясь ничьих суждений на этот счет, вошел в ближайшую подворотню.
Мы оказались в темном проходном дворе. Бреннер остановился и с разворота ударил Манцева в лицо. Тот упал.
Это было неожиданно.
– Эй! Позвольте! – Инженер-путеец сделал шаг вперед и два шага назад и прижался к стене.
– Что вы делаете?! – удивился я.
Бреннер достал из кармана шинели наган и рукояткой снова ударил пытавшегося встать Манцева. Тот повалился на землю мешком.
– Капитан, оставьте! – сказал я, не вмешиваясь.
Бреннер несколько раз пнул стонущего Манцева, нагнулся над ним, обыскал, нашел револьвер, вытряхнул патроны из барабана и бросил в сторону. Затем схватил Манцева за ворот и приставил свой револьвер ему ко лбу.
– А теперь, скотина, проси прощения за Государыню Императрицу!
– Простите, простите! – забормотал Манцев.
– И ты проси прощения! – рявкнул Бреннер на инженера-путейца, вжавшегося в стену.
– Конечно, я очень извиняюсь!
– Хамы! Быдло! – сказал Бреннер и отбросил от себя Манцева. – Идемте, мичман!
Я заговорил уже на улице:
– Но это … это же … Разве так можно?
– Очнитесь, мичман! Вы в самом деле хотели стреляться с этой скотиной по всем правилам?
Бреннер шагал, подняв воротник шинели.
– Но это же бесчестно!
– Вы, простите, дурак? Не видите, что творится вокруг? Так и ходите по улицам в поисках дурной пули?
Вскоре мы сидели в другом трактире. Я рассказал о себе, о своем недлинном послужном списке. Бреннера особенно заинтересовала моя служба юнгой на Императорской яхте. Он подробно расспрашивал обо всем – до того подробно, что мне показалось, будто он меня проверяет. Скорее всего, так оно и было. О себе он сообщил только, что служил в полковой разведке на Юго-Западном фронте. Он накормил меня, ведь я так и не успел толком поесть; предложил водки, но я отказался. Он молча опрокинул пару стопок, а налив третью, вдруг спросил:
– Так вы любите Государыню?
– Люблю …
– А Государя?
– И Государя! Я их всех люблю – все Августейшее Семейство. Когда я служил на Корабле, то есть на «Штандарте», я … Это было счастливейшее время моей жизни. Но дело даже не в этом. Просто я не понимаю России без Государя. И все это свинство, которое теперь, я ненавижу, ненавижу …
– Да. Это вы хорошо сказали – «все это свинство». Точнее и выразить невозможно. – Бреннер все еще держал стопку и смотрел на меня.
– Господин капитан, а вы любите Государя? – спросил я.
– Люблю, – ответил он твердо, не отводя взгляда, и опрокинул рюмку.
– Скажите мне честно, – сказал Бреннер, выждав, пока водка пройдет все этапы пути, – в кого из Царевен вы были влюблены?
Я смутился.
– Влюблен? Ну что вы … Я люблю их всех, я же говорил, но это другое …
Бреннер кивнул. Мы сидели молча среди кабацких пьяных воплей и споров. Мне не хотелось расставаться с этим человеком – в этом вселенском кровавом бедламе от него исходила сила и уверенность.
– Идемте со мной, – сказал Бреннер, – если хотите посвятить себя благому делу.
– Какому?
– Там увидите. Это достойное дело, дело чести.
Через полчаса мы оказались на Лиговке в подвале, набитом людьми в шинелях без знаков различия.
Председательствовал серый френч без шеи с седыми усами. Погон на нем не было, но как-то самой собой угадывалось, что он полковник. Офицеры и некоторые штатские – всего с полсотни человек – часто перебивали председателя и выступали с мест. Речь на этом тайном собрании шла ни много ни мало об освобождении Императора и Семьи из заключения в Тобольске.
Полковник начал сразу с предложения создать кассу для сбора средств на подготовку операции. Несколько голосов тут же возразили, что, пока
