Из взлетевших утром, семнадцать не пережили битву, еще двое упали в море, не долетев, один разбился при посадке — и лишь шестерым повезло уцелеть. Но на взгляд командира, несмываемым позором был покрыт весь кокутай! (прим. — организация японской морской авиации в то время: звено, «сотай», три самолета, у истребителей четыре. «Чутай», три «сотая», аналог нашей эскадрильи. «Бунтай», три «чутая» — полк. «Кокутай», три «бунтая» — дивизия. Аналогия не совсем точная, так как в палубной авиации кокутай, это авиагруппа одного авианосца, соответственно в бунтаи сводятся самолеты одного класса — истребители, пикировщики, торпедоносцы; оттого численность подразделений сильно меняется, на малых авианосцах в бунтае может быть 3–5 машин. А части берегового базирования напротив, могли иметь численность, больше названного штата — В. С.). И дело было не в потерях — все же разведчик вернулся, задание было выполнено, а войны без потерь не бывает. Но среди погибших был тот, кто должен был остаться живым!
В Японии к Императорскому дому относятся даже правнуки того, кто когда‑то был Императором. Также, права имеют усыновленные, и дети наложниц — забавно, что до Хирохито, многие сотни лет, ни один Император не был биологическим сыном жены своего отца. И не имело значение что юноша, внесённый в списки под крестьянской фамилией Мацумото — «корень сосны», был довольно далёким родственником Божественного Тэнно. Кровь Императорского Дома священна, а кроме того, сам Император перед войной приезжал и говорил с ним, давая свое напутствие. До сегодняшнего дня принц служил на Хоккайдо, как положено самураю, охраняя от русских гайдзинов северные рубежи в рядах авиации Императорского Флота. Командир кокутая сейчас проклинал себя за самонадеянность, ведь все казалось, будет как много раз до того — отсечь удирающего разведчика от преследующих русских, ну может, обменяться парой очередей и совершив несколько угрожающих маневров. Кто же знал, что русские атакуют, уже над нейтральными водами, и будут драться насмерть, как на войне?
— Вы, ничтожества! Как вы могли выйти живыми из боя, в котором погиб ваш принц? Своим проступком вы опозорили себя, вы опозорили меня, вы опозорили командира нашего коку сэнтая, вы опозорили наш славный Флот! Я никогда не верил, что доживу до такого позора! Вон с моих глаз, а я иду писать письмо Божественному тэнно, что бы он позволил мне совершить сеппуку! Убирайтесь все!
Когда потрясенные летчики пришли в столовую, чтобы снять напряжение и заглушить вину хорошей порцией сакэ, там уже сидели их коллеги — армейцы. На отдаленной базе Флоту и Армии поневоле приходилось тесниться, разделяя аэродром, кабак, и даже бордель. Увидев вошедших, армейские летчики (стоящие в неписанной табели о рангах куда ниже флотских) начали громкий разговор, будто бы между собой:
— А вы слыхали, что недавно истребители Флота провели образцовый бой против волосатых северных варваров…
— Их было всего двадцать шесть, а варваров неисчислимая орда! Мой приятель из разведотдела сказал — по радиоперехватам, русских было целых двенадцать!
— И наши друзья показали, что такое настоящий самурайский дух — шесть гайдзинов они повергли с небес!
— А своих потеряли сколько?
— Не стоит говорить о таких мелочах — двадцать. Считая того, кто не сумел приземлиться, так у него дрожали руки.
— И один из этих двадцати был член Императорского дома!
— Да что вы говорите?!! Друзья, а вам не кажется, что наши флотские друзья решили, что варвары чересчур сильны для простых смертных, раз для спасения их никчемных жизней понадобилась смерть родственника Божественного!
— Вы хотите сказать, что наши флотские коллеги струсили?!!..
— Ну, как вы такое можете говорить!!! Стыдитесь!! Просто варвары оказались слишком сильны, для них.
— Зато у флотских очень красивая форма. И жалованье больше нашего.
— Безусловно, но вот когда доходит до настоящей войны, тут уже зовут истребителей Армии.
— Я тут знаете ли сочинил хокку, посвящённую лётчикам — истребителям Флота, думаю завтра им послать…
Храбро шли в бой
Бежали назад без оглядки
Врагов слишком много.
За такое прежде — без раздумий вызывали на дуэль, рубиться на мечах до смерти. Или банально набить морды — поскольку дуэли в войну были запрещены. Но ведь армейцы правы, мерзавцы, правы во всем — они, летчики Флота, лучшие, остались в живых, а член Императорской фамилии погиб. И ничего не изменишь, и никак не оправдаешься! И оттого, ничего не оставалось, кроме как делать вид, что не замечаешь, вливая в себя сакэ.
Хорошо, Аматерасу послала пилотов из соседнего бунтая, перехватчиков флотской ПВО. Увидев, что соотношение сил резко сместилось в сторону оппонентов, армейцы предпочли замолчать и уйти, подальше от греха. Пвошники впрочем, первым делом сами едва не набили морды виновным в позоре, покрывшем весь Флот в пределах авиабазы Парамушир. Но пришли к согласию, что прежде всего виноваты обнаглевшие русские гайдзины. И пьянка продолжилась уже совместно.
И когда градус выпитого уже достиг высот, но под столом пока еще никто не валялся, и все еще сохраняли способность к восприятию окружающего и членораздельной речи, вошел командир кокутая. Он действительно написал письмо Императору, которое собрался отправить, вместе со своим официальным рапортом о случившемся. Но почти наверняка был уверен, что совершить сеппуку ему не разрешат — и значит, придётся жить дальше опозоренным.
Что помимо прочего означает, жирный крест на карьере. И детям тоже.
Командир кокутая занял поспешно уступленное ему место во главе стола, обвел подчиненных взглядом. И усмехнулся.
— А ведь нас здесь — ровно сорок семь!
Так родился заговор. Сугубо местный, в духе сорока семи ронинов. Если бы о том узнали в Токио — то, чисто по — человечески понимая и даже сочувствуя пилотам, сделали бы все, чтобы пресечь, запретить, помешать — Япония была сейчас совершенно не в том состоянии, чтобы первой объявлять войну еще и русским, а то, что вышло бы в результате, однозначно толковалось бы как «казус белли».
Да, мы преступим закон и приказ!
Да мы погибнем все!
Но мы искупим смертью свою вину!
Мы сделаем то, что никто до нас!
Мы дадим Японии шанс.
Этого никогда не мог бы понять европеец — подумав прежде всего о рациональном желании ослабить врага, или о мести. Только японец мог бы пойти на смерть, под действием совести и вины.
Император русских варваров узнает, что для воинов Ямато нет ничего невозможного — потеряв своего командующего Тихоокеанским Флотом!
