— Значит, так... господа писатели, — сурово сказал Стас. — Я тут разобрался маленько... вы, как бы, не при чем. Это другие писаки во всем виноваты, двойники ваши. Они про нас книжки написали. Так что — живите.
— А откуда вы взялись? — разглядывая нашу пеструю компанию спросил писатель потолще.
— Объяснять долго, — махнул рукой Кубатай, нервно поглаживая саблю — скажу лишь, что мы из другого мира.
— Помните, как у Стругацких в «Понедельнике», — встрял Костя, который явно стремился загладить проступки брата, — там машина была, типа велосипеда...
— Ясно, догадался, — заявил писатель постарше и полысее. — Они из вымышленного мира; из книжки, которую, вероятно, мы еще напишем.
Костя прыснул, но промолчал. А Стас ехидно произнес:
— Это еще посмотрим, найдется ли у вас время на писание.
— Что-что? — хором заволновались толстоватый и лысоватый.
— Ну... — начал объяснять Стас. — Я с помощью своей магической силы мир переделать решил, потому что писателям поверил. О том, что если детям власть дать, они все устроят как надо. И переделал. Еще хуже стало. Все писатели врут. Так что я вас накажу за вранье. Правьте вместо меня!
— Погоди, мальчик, — остановил его писатель помоложе. — А ты эту свою силу магическую тоже нам передашь?
— Не, — ответил Стас. — Нельзя такие вещи, как магия, писателям доверять. Она их портит. По себе знаю.
— Стас, жалко же людей. Как они все это расхлебают... — тихонько сказал брату Костя. Стас вздохнул.
— И чего я сегодня такой добрый? Ладно. Что б вам полегче было, вызову я сейчас к вам всех своих министров и советников.
Посмотрев на Костю, Стас ухмыльнулся чему-то, понятному лишь им, и добавил:
— Включая Тайных! Все. Работайте.
Он повернулся к двери. Кубатай, ехидно улыбаясь, раскланялся и, подхватив за руку Смолянина, направился к выходу. Следом двинулись и мы, оставив растерянных писателей оглядываться и ожидать появления советников. За дверью Стас остановился, взмахнул руками и сказал:
— Бамбара-Чуфара! Ерики-Морики! Перейди вся полнота власти к этим двум писакам! И явитесь к ним для доклада все мои советники и министры! Все разом!
— Садист ты все-таки, — вздохнул Костя.
Глава восьмая, грустная, в которой Стас собирает пожитки и прощается с Решиловым, после чего все мы прощаемся друг с другом и отправляемся в разные стороны
(Рассказывает Костя)
Произнеся свое заклинание, Стас с блаженным лицом приник к двери. Я подумал и сделал то же самое. За дверью творилось черт знает что! Свежерасколдованные писатели пытались навести порядок, малолетние советники и министры орали, ревели и звали Стаса и мам. Гремел бас Решилова, пытающегося всех успокоить. Обстановка, в общем, была взрывоопасная.
— Ходу! — скомандовал Стас. И мы двинулись от его тронного зала в спальные апартаменты, потому что Стас хотел собрать памятные вещи. Ни Кубатай со Смолянином, ни Холмс с Ватсоном его не торопили — видать, боялись, что может передумать. Кащей, который и впрямь утратил свой западлизм, вяло брел следом.
Шапку Мономаха я Стаса уговорил оставить. Потому что это культурное достояние этого мира. И усыпанную бриллиантами шпагу, которую Ее Величество, королева Великобритании подарила, тоже. А вот свой портрет работы художника Вальехо, Стас забрал. Он на нем был очень красивый. Стоял на горном утесе, одетый только в жестяные плавки и ножны от меча, а рядом на коленях стояла девочка, одетая еще проще. Меч Стас держал в высоко поднятой руке, не то пытаясь проткнуть мрачные черные тучи, не то изображая громоотвод. Стас сказал, что портрет повесит над кроватью.
И вот когда мы совсем уж было собрались, в апартаменты ворвался писатель Решилов. Растерянно нас оглядел, подошел к Стасу и тихо-тихо, осторожно-осторожно спросил:
— Стас... Ну, ты чего?
Стас затоптался на месте и, глядя в сторону, отозвался:
— Я ничего... Ухожу. Вот...
— Что с тобой?
— Со мной? — Стас неуверенно улыбнулся. — Все в порядке.
Сцена эта была такая трогательная, что я вмешиваться не стал, а тихонечко сел рядом и стал слушать. ДЗР-овцы и Холмс с Ватсоном деликатно отошли в самый конец зала. Лишь Кубатай ревниво сверкал глазами.
— Слушай... Стасик... Я чем-то обидел тебя, да?
— Нет, что ты, — испуганно ответил Стас.
— Тогда почему ты уходишь? — голос Решилова задрожал. — Может тебя кто-то силой уводит? — и он покосился на Кубатая. Тот выпятил грудь. Между двумя кумирами Стаса словно электрическая искра проскочила. И я почувствовал: Стас заколебался.
— Я понимаю, — грустно сказал Решилов, привлекая Стаса к себе, — ты молодой маг, а я — просто старый писатель. Но когда ты пришел ко мне за советом, мне показалось, что мы вместе. Ты и я. И мы такого натворим... Может, даже книжку вместе напишем?
И вот тут Стас, который уже почти было сдался, помрачнел. Замотал головой.
— Нет, Игорь Петрович. Я понял: книжки одно, а жизнь — совсем другое. Нельзя в книжках жить. Неправильно это!
— Да? — как-то очень устало спросил Решилов.
— Да, — грустно подтвердил Стас.
— А как же тогда мы? — И Решилов с укором посмотрел на «настоящих» — на меня, на Кубатая со Смолянином. Те потупились. — Я ведь давно догадывался, Стасик. А сейчас с этими... молодыми... поговорил. Все понял. Как нам жить?
— Очень просто, — вступил вдруг в разговор Ватсон. Подошел ближе, и я поразился, увидев, что он ведь уже совсем-совсем немолодой, и глаза у него печальные и добрые. — Жить — и знать, что наш мир и есть Настоящий. Жить — и создавать другие миры. Какие получатся. Мы ведь умеем, правда, мистер... э... Решилов?
— Вроде бы да, — вздохнул Решилов. Этот диалог двух Вымышленных писателей был так трогателен, что Смолянин всхлипнул и утер подолом глаза. А я сообразил: если этот Решилов — придуманный, но сочиняет книги... а их герои — другие книги? Это что же — бесконечность?
— Нам пора, — вмешался Холмс, не склонный к патетике. И Стас, со вздохом разведя руками, пробормотал:
— Эники-Беники, Урики-Дурики...
Ничего не произошло. Манарбит хихикнул:
— Стас, раз уж проник сюда через шкаф... то обратно прошу так же! Я заклинание составлял строго, изменить не получится.
Шкаф нашелся рядом. Большой, совершенно пустой. Решилов печально махал нам, точнее Стасу, рукой. А в последний момент сунул ему авторучку и пробормотал:
— Любимая, я ей автографы надписываю...
Стас, хоть и старался не подавать виду, был польщен. Кубатай помрачнел еще больше. Мы залезли в шкаф, посидели там... потом Смолянин распахнул дверцы, и мы оказались в библиотеке Кащея.
