Слова адмирала означали, что он переводит Вудворта из комсостава флота в морскую пехоту. И одновременно что считает вопрос об акции возмездия решенным. Согласие же верховного комиссара де Робека и первого лорда адмиралтейства представлялось ему пустой формальностью. Флот его величества таких оскорблений не прощает никогда и никому.
Крымская весна в этом году выдалась на удивление ранняя и дружная. К концу апреля все, что могло распуститься, распустилось и даже бурно цвело — сирень, каштаны, миндаль, белая и розовая акации, прочие представители южной флоры, в которой Шульгин разбирался постыдно плохо, поскольку вся его жизнь прошла в средней полосе или районах, приравненных к Крайнему Северу. А на юг если и удавалось выбираться, то отчего-то исключительно в бархатный сезон, когда все нормальные люди интересуются ботаникой только в виде уже спелых плодов съедобных растений, а главное — продуктов переработки одного из них, составляющего законную славу Черноморского побережья Крыма и Кавказа.
И температура устойчиво держалась вторую неделю вполне летняя, так что узкий песчаный пляж на берегу бухты, где базировалась «Валгалла», отнюдь не пустовал. Правда, прелестями зеленовато-хрустальной воды, безоблачного неба и в самую меру жаркого солнца по-настоящему наслаждались только Наталья Андреевна и Аня. Иногда к ним присоединялась Ирина, выкроив два-три часа в своем напряженном графике пусконаладочных работ на броненосцах.
Пользуясь полным уединением, они загорали топлес, включая и совершенно уже натурализовавшуюся в их компании Анну.
Щурясь от бьющего в глаза полуденного солнца, Ирина вдруг спросила:
— А ну, девчата, кто лучше русский язык знает? Как правильнее сказать: «Высокий борт парохода надежно защищал их от нескромных матросских взглядов с брандвахтенного „Три святителя“» или же с «брандвахтенных „Трех святителей“»?
Завязался веселый филологический спор, напомнивший Ирине студенческие дискуссии на филфаке МГУ, вроде той, где долго обсуждалась проблема ударения в слове «ложить».
С подъездной дороги послышался чавкающий звук работающего на малых оборотах четырехтактного мотоциклетного двигателя. Анна испуганно набросила на плечи махровую купальную простыню, а Ирина с Наташей просто не спеша вновь перевернулись со спины на живот.
— Нам нечего скрывать от своего народа, — с легкой подначкой в адрес засмущавшейся юной подруги сказала Наташа.
Из рощи выкатился на пирс тяжелый «БМВ»-одиночка, ведомый Шульгиным в пропыленном и выцветшем камуфляже, с закатанными до локтей рукавами и с нарочитой небрежностью положенным поперек бака автоматом.
— Приветствую прелестных наяд… Или русалок? — Сашка был не слишком силен в мифологии и сразу же получил от Ирины легкий щелчок.
— Спасибо, хоть хватило деликатности прямо утопленницами не назвать. А вообще-то мы нереиды здесь все…
— Тем более, девочки, тем более. Дозволите изнуренному воину омыть организм в водах Понта Эвксинского? — поинтересовался он, расстегивая рубашку.
— А чего ж? Мы даже и отвернуться можем, — скромно опустила глаза Наташа, одновременно поворачиваясь так, что ее не успевшие загореть груди не увидел бы только слепой. Каковым Сашка Шульгин отродясь не был.
Проплыв метров сто в прохладной, но удивительно легкой и приятной воде, Шульгин лег на спину, чтобы видеть только высокий обрывистый берег, освещенный перешедшим зенит солнцем, и начал думать о простом и вечном — что вот наступил и длится еще один момент в жизни, когда он ощущает себя свободным, ни от кого не зависимым человеком, почти растворившимся в море и небе, и это хорошо, это похоже на счастье, жаль только, что нельзя забыть — это все слишком ненадолго, на десять-пятнадцать минут, а потом все вернется на круги своя, и снова придется жить и действовать в предложенных, хотя и не Станиславским, обстоятельствах.
В это же время Наталья, смахивая прилипшие к груди песчинки, сказала Анне, которая торопливо собирала разбросанные рядом детали туалета и затягивала на талии узкий поясок халата:
— Не суетись. Пойди на пароход и оденься как следует. «Господин генерал» наверняка собирается пригласить тебя покататься. Потом поужинаете в каком-нибудь подходящем месте…
— Мне что, надеть вечернее платье? — Девушка руками изобразила вокруг себя нечто воздушное и летящее.
Наташа вздохнула, состроила удивленно-разочарованную гримаску. Мол, что возьмешь с дурочки…
— Ты в вечернем платье собираешься садиться на мотоцикл? Брюки надень или платье джинсовое, если боком ездить не боишься, но главное, чтобы белье у тебя было шикарное…
— ?! — Анна даже не нашлась, что ответить, но выражение лица у нее отразило такое возмущенное удивление… Мол, о чем ты говоришь, я не такая!
— Ира, объясни девочке, что она может сохранять любую степень целомудрия почти до бесконечности, но в жизни случается всякое, и тогда рваные колготки и панталоны с начесом могут очень повредить ее имиджу… — Похоже, Наташа вспомнила нечто подобное из собственной биографии.
— Ирина Владимировна!
— Да правда, Аня, что ты так вдруг вспыхнула? Женщина всегда должна быть во всеоружии…
Им обеим доставляло удовольствие подтрунивать над младшей подругой, одновременно слегка завидуя ей.
— И вообще никогда не забывай главного правила — сама мужчине на шею не вешайся, но и не сопротивляйся слишком яростно, если чувствуешь, что у него серьезные намерения…
— А вы что, думаете, они у него не серьезные? — испугалась Анна.
— Да никуда он не денется, — успокоила ее Наташа. — Вот закончится все, и мы вас обвенчаем…
Тут Наталья Андреевна была права. Сашка для себя уже окончательно решил, преодолев иррациональный страх, жениться на Анне. Впервые в жизни ему встретилась девушка, полностью соответствующая его внутреннму идеалу — и внешностью, и умом, и характером. Шульгину даже не верилось, что может быть такое точное совпадение придуманного образа с реально существующим объектом. Он иногда ловил себя на мысли, что случайно так получиться не могло. Но это допущение тянуло за собой такую длинную цепь вопросов, что Сашка предпочитал ее не разматывать.
Более того, сегодня он собирался сделать Анне официальное предложение, но, боясь показаться смешным, тщательно срежиссировал предстоящее объяснение. Саму же свадьбу он намеревался устроить лишь после победы и венчаться хотел не иначе как в Царьграде, в храме Святой Софии, когда над ее куполами вновь вознесутся православные кресты.
