— Да не знаю я, — в сердцах буркнул Политов — иногда Махров становился просто несносным. Нет, понятно, что он старше, что аспирант, что в универе на кафедре, но это же не повод, в конце-то концов?!
— Не злись, коллега, — неожиданно серьезным голосом сообщил Алексей, единым движением вымахивая наверх и вновь усаживаясь рядом с младшим товарищем. — Я просто хочу, чтобы вы, ребята, сами думать научились. Вот смотри, по всем параметрам это индивидуальная стрелковая ячейка, да? (Дима кивнул, соглашаясь.) Тогда посмотри вправо — видишь, где его винтовка стояла, вон она из стены раскопа торчит? Оцени расстояние до останков — что выходит? Окоп выходит, Димка, а я совершенно точно знаю, что окопов тут не рыли, только ячейки.
— Почему? — уже вполне заинтересованным голосом переспросил Политов.
— А потому, что перед тем, как выехать в поле, я говорил с одним человеком, который как раз тут воевал осенью сорок первого, вот почему. И он рассказал, что копали они именно ячейки, а не окопы. Копали, да не докопали — по просьбе румынского командования их линия обороны подверглась массированной бомбардировке немецкой авиации. И в два захода все тут с землей сровняли. Кто под бомбежкой погиб, кого — и таких большинство — просто землей завалило. Людей тогда перебили — жуть, поскольку никакой ПВО у наших и в помине не было, одни винтовки да несколько «максимов», даже не счетверенных зенитных установок, а на обычных колесных станках. А из трехлинейки сбить пикирующий Ю-87, сам понимаешь… Вот так-то, Дима.
— А при чем тут эти ячейки-окопы? — не совсем понял Политов.
— А при том, что их командир, некий капитан Земцов или Замков, фамилию сейчас точно не вспомню, распорядился рыть именно окопы. Но буквально за пару часов до налета его ранило, и присланный на смену молодой командир отменил приказ. И копать стали ячейки, понимаешь? А что такое стрелковая ячейка, ты, думаю, помнишь, не первый год в отряде — индивидуальная могила, не более того. Ни плеча товарища ощутить, ни по ходу сообщения в случае чего отбежать. — Махров сокрушенно махнул рукой, отворачиваясь.
Впрочем, Димка и сам уже понял, представив себе чувства этих людей, в большинстве своем его сверстников, погибающих под ударами падающих с неба фугасных бомб и заживо заваливаемых землей. Страшно…
Руководитель поднялся на ноги и, хлопнув Политова по плечу, пошел к соседнему раскопу, где работали другие ребята их группы. Находок пока было немного, единственный старенький индукционный «минник»[3] почти не работал, и Махров обещал после обеда съездить в город и поклянчить у шефов новый.
Пока же приходилось обходиться обычными щупами и пробиванием неглубоких пробных шурфов и канавок в надежде наткнуться под слежавшимся за десятилетия черноземом на слой перемещенного грунта, которым некогда засыпали после окончания боев окопы и ячейки. Тем не менее место было достаточно перспективным в плане находок, поскольку расположенная в нескольких километрах от поселка линия обороны несколько раз переходила из рук в руки, и бои здесь шли почти две недели.
Спустившись в раскоп, Димка взялся за лопатку, собираясь окопать останки. Работал он в одиночку, двоим в узкой яме было бы просто негде развернуться. Конечно, можно было расширить границы раскопа, но раз это ячейка, вернее, неоконченный окоп, то какой смысл?
Глина, уже успевшая основательно подсохнуть даже на глубине, поддавалась плохо, и Политов припомнил свой первый выезд «в поле», когда они работали на севере области. Там был самый обычный чернозем, влажный после недавней зимы, копать который было одно удовольствие. Правда, и сохранность находок там была куда хуже, нежели здесь, на юге, да и перепачкались они тогда, что называется, по уши.
Ничего особенно ценного ближайший час не принес: обычная для того времени солдатская стеклянная фляжка с резиновой пробкой, помятый котелок, несколько неплохо сохранившихся кожаных патронных подсумков, полных проржавевших винтовочных патронов, да пара касок с совершенно истлевшими подшлемниками. Вожделенных медальонов, увы, не было, ни одного из двух: к этому времени Политов уже убедился, что руководитель прав, и в ячейке находились останки двух человек. Один постарше, второй, тот, что внизу, судя по зубам — совсем молодой парнишка. Не было и стреляных гильз, которые вместе с пустыми обоймами обычно во множестве попадались чуть ли не на каждом сантиметре раскопа, что тоже подтверждало первоначальное предположение: засыпанные в ячейке люди в боевых действиях не участвовали, погибнув во время первого же авианалета.
В принципе все, кости можно поднимать на поверхность. Больше искать здесь нечего, разве что удастся еще что-нибудь найти под ними. Если же нет, то так и перезахоронят ребят безымянными. Обидно.
Ну почему, почему наши солдатики — в отличие от тех же немцев, румын или итальянцев — так не любили свои медальоны? Нет, Димка, конечно, знал, что красноармейцы считали заполнение вложенной в бакелитовый футлярчик анкеты плохой, «смертной» приметой, но… Честное слово, обидно!
Вытащив наверх все свои немногочисленные находки, парень напоследок выдернул из глины некогда прислоненную к стене ячейки трехлинейку (тоже ничего интересного, все деревянные части давно сгнили, остался лишь изъеденный ржавчиной, рябой ствол да оплывший казенник) и вогнал лопату в стену раскопа, собираясь дать передохнуть ноющей от усталости спине.
Вошедшая на пол-лезвия «саперка» неожиданно глухо лязгнула о металл. Странно, ведь это явно уже за пределами границы ячейки? Может, осколок или какой-нибудь заглубившийся в грунт неразорвавшийся снаряд или мина? Надо бы, что ли, поосторожнее, если так…
Политов заинтересованно расковырял стенку, без труда докопавшись до странного металлического диска диаметром сантиметров пятнадцать, тяжелого, будто отлитого из цельного металла.
На первый взгляд его можно было бы принять за сменный магазин от ППШ или ППД, правда, излишне узкий и без патронной горловины, но лишь на первый. И прежде всего потому, что на его поверхности не было ни малейших следов коррозии, вообще никаких следов того, что предмет пролежал в земле хоть сколько-нибудь долго.
Странный диск, наскоро отчищенный от налипшей глины, издевательски блестел всеми своими идеально-ровными полированными поверхностями. И это при том, что Дмитрий, пусть даже не будучи профессиональным археологом, мог со всей ответственностью заявить, что вышележащий грунт за последние полвека никто не трогал. Как, впрочем, и окружающий. Так что «штуковина» наверняка пролежала в толще земли со времен войны, если не дольше. И в сорок первом его не обнаружили исключительно потому, что копали именно ячейки, а не окопы. Еще бы полметра влево, в ту сторону, куда должен был вести так и не выкопанный ход сообщения, и безымянные бойцы, ныне лежащие в раскопе горсткой пожелтевших костей, обязательно бы на него наткнулись!
