Но, как бы оно там ни было в далеком и страшном сорок первом, находка весьма интересная. Ребята увидят — ахнут, да и Алексей Михайлович наверняка заинтересуется, оценит. В конце концов, какая разница, что это? Куда важнее, что это именно он откопал! Взяв непонятный диск в руку, Политов выбрался наверх и помахал товарищам:
— Эй, ребят, гляньте, чего нашел!
Поисковики окружили Димку, с интересом разглядывая и ощупывая находку. Поскольку никто из них ничего подобного раньше не видел, предположения оказались самыми разнообразными, от противопехотной мины неизвестной конструкции до (что казалось куда более реальным) детали какого-то сложного механизма. Смутившая Политова сохранность диска ни у кого, как ни странно, особого удивления не вызвала: мол, если алюминиевый котелок или фляжку как следует отмыть-отчистить, они тоже почти как новенькие будут, все, мол, от материала зависит. Скептически настроенный Политов с ними не соглашался, но отстоять свою точку зрения не успел — подошел уже переодевшийся для поездки в город Махров.
Выслушав Димин рассказ, он задумчиво повертел предмет в руках и попросил показать место находки. Не боясь запачкаться, Алексей Михайлович спустился в раскоп и минут пять ковырялся, помогая себе лопаткой, в стене. Затем выбрался наверх, отряхнул джинсы:
— Молодец, Димка, правильно все истолковал. Никто эту штуку специально в землю не зарывал, по крайней мере, в ближайшие полвека. Да, сохранка просто удивительная, самому интересно, откуда она там взялась и отчего выглядит, как новенькая. Ладно, возьму с собой в город, покажу кое-кому из наших спецов.
— А что это может быть? — задал вопрос кто-то из окруживших руководителя ребят. — Мы думали-думали…
Махров улыбнулся, покачал головой:
— Настоящий археолог, ребята, не должен выдвигать предположений, которые он не сможет подкрепить доказательствами. И к военной археологии это тоже относится в полной мере. Это я к тому, что понятия не имею, что это, потому не стану и предполагать. Одно скажу — не думаю, что оно взрывоопасное, скорее, действительно какая-то деталь, может, от сбитого самолета, может, от орудийного прицела или затвора… честное слово, не знаю. Вот посоветуюсь с товарищами, вместе подумаем, а там и вам расскажу. Ну, все, я уехал, надеюсь, вернусь с новым «минником», и пойдет работа. Старшим оставляю Романова, — названный поисковик, невысокий коренастый парень лет двадцати с небольшим, сдержанно кивнул.
— Саша у нас человек серьезный, в армии служил, так что расслабиться вам не даст. И осторожнее, правила обращения с взрывоопасными предметами все помнят? Вот и хорошо. Отдельно для Владика, — Махров строго глянул на покрасневшего Вощеникина, поспешившего спрятаться за спины смеющихся товарищей, — напоминаю: мины не разбирать, тол на огне не выплавлять, патроны в костер не бросать, иначе выгоню из отряда. Все, пока, ведите себя хорошо, вернусь вечером.
Уложив Димкину находку в наплечную сумку с надписью «Спорт» на боку, он упругим шагом привыкшего много ходить человека направился в сторону поселка, откуда до Одессы каждый час ходил рейсовый автобус.
Несмотря на данное обещание, к вечеру Махров не вернулся, приехав в лагерь только к концу следующего дня. За это время поисковики полностью раскопали еще четыре ячейки и один полуокоп, подняв на поверхность останки семерых бойцов. Особенно радовало обнаружение трех медальонов — если внутри есть заполненные анкеты и их удастся прочесть, станут известны имена троих безвестных красноармейцев. И можно будет послать официальный запрос в архив, узнав и фамилии тех, кто дрался и погиб или пропал без вести рядом с ними в августе — сентябре сорок первого, а это уже что-то. Тем более один из погибших был, судя по всему, командиром, скорее всего лейтенантом или младшим лейтенантом: ребятам удалось найти несколько оплывших, но еще вполне узнаваемых латунных кубарей с его петлиц.
Вернувшийся в лагерь Махров был непривычно мрачен. Без комментариев выслушав доклад о проделанной работе и находках, он рассеянно кивнул, бросив короткое «молодцы, ребята, молодцы», и отозвал в сторону Политова. Отчего-то пряча глаза, руководитель негромко сообщил:
— Дима, тут вот какое дело. Короче, показал я твою находку своим друзьям с кафедры… и еще кое-кому из наших, — он замялся, подыскивая подходящее слово, — из наших кураторов. И они настоятельно — очень настоятельно, Дима, — рекомендовали обо всем забыть. Ты уже не маленький, надеюсь, понимаешь, что я хочу сказать? — Алексей Михайлович чуть виновато взглянул парню в лицо.
— В общем, ничего мы, — он специально подчеркнул это самое «мы», — вчера не находили, ясно?
Несколько секунд Махров молчал, нервно дымя болгарской сигаретой, затем неожиданно усмехнулся:
— Зато есть и приятные новости. Во-первых, я привез абсолютно новый миноискатель — ты ж помнишь, сколько мы времени его выбивали? Во-вторых, нам обещана всяческая поддержка и помощь, как технического плана, так и касающаяся работы с архивами. И третье — это уж и вовсе немыслимо! — нам обещали дать новое нормальное помещение под клуб вместо нашего подвала, представляешь? Ну, а касаемо нашей работы на этом месте… короче, нас очень просят отнестись к раскопкам со всей серьезностью и при обнаружении чего-то подобного твоей находке, немедленно, гм, извещать. Вот, собственно, и все. Никому ни слова, с остальными я сам поговорю, так что работаем, как работали. Копаем то есть, — руководитель ободряюще хлопнул его по плечу. — Не переживай и не бери в голову, просто имей в виду все то, о чем я рассказал, хорошо?
— Думаете, мы еще что-то эдакое найдем? — взволнованно произнес Дима внезапно охрипшим голосом.
— Честно? Думаю, нет. Я бы даже сказал, практически уверен, что не найдем, так что можно расслабиться. Ну, все, Дим, ступай к ребятам, до темноты еще есть чем заняться. Я сейчас переоденусь в рабочее и тоже присоединюсь.
Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 годКак известно, древняя поговорка гласит, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, однако тридцатитрехлетний Виталий Рогов, боевой Т-оператор первого ранга («опер» или «операнг» на местном сленге), совершенно точно знал, что это не соответствует действительности. Сам он, к примеру, умирал уже раз десять, если не больше. Правда, не в физическом плане, не телесно, так сказать, но ведь, с другой стороны, что такое гибель бренного тела по сравнению с гибелью сознания; с уничтожением составляющей собственное «я» личности?
А вот последняя-то как раз и умирала, пусть и в чужих телах, но зато со всеми сопутствующими моменту малоприятными ощущениями. Согласно боевой специализации и уровню личностно-психологической ассоциации, «оперу» Рогову приходилось погибать под шрапнелью в пятнадцатом, гореть в танке в сорок втором, умирать от тропической лихорадки в шестьдесят девятом, загибаться от пулевого ранения в восемьдесят третьем и девяносто пятом… да мало ли! Двадцатый век вообще был богат как на мировые, так и на локальные войны, малодушно обозванные кем-то «горячими точками» и «ограниченными военными конфликтами».