Сама идея возрождения собственного государства никогда не покидала евреев, но современную мотивацию она обрела в девяностых годах позапрошлого века. Однако, вместе с книгой Теодора Герцля, вполне могла оставаться на том же уровне практической реализации, как и традиционный тост «На будущий год – в Иерусалиме». Если бы не ход европейской истории после Мировой войны.
Году примерно в 1925-м необыкновенно сближенные общей судьбой тогдашние правители России и Германии наряду с прочими проблемами вдруг озаботились и «еврейским вопросом». В этих странах суммарно проживало около шести миллионов евреев, и совершенно непонятно было, что же с ними делать. Собственно говоря, время от времени аналогичная проблема начинала занимать то египетских фараонов, то королей испанских.
В разбитой, униженной, переживающей тяжелейший экономический кризис Германии все громче звучали призывы на законодательном уровне обеспечить права «настоящих арийцев», ущемляемых еврейским ростовщическим капиталом.
Россия тоже после окончания Гражданской войны испытывала сложности в национальном вопросе. Вроде бы все обстояло нормально – царские дискриминационные законы отменены, «черта оседлости» ликвидирована. Но евреи не хотели и не могли забыть махновских и петлюровских погромов. Польские, украинские и великорусские шовинисты, в свою очередь, умело и старательно обыгрывали слишком уж активное участие еврейства в большевистском мятеже и Гражданской войне.
До серьезных неприятностей дело пока не доходило, но атмосфера понемногу накалялась.
Трудно сейчас сказать, кому первому пришла эта идея, немецкому канцлеру Ратенау или российскому премьеру Пуришкевичу, но очень быстро она получила всеобщее признание и поддержку.
Идея простая до примитива – создать на практически бесхозной после развала Турецкой империи территории Палестины государство Израиль под российско-германским протекторатом. И организовать, при помощи идейных сионистов, массовую репатриацию.
Достаточно быстро по историческим меркам, всего за двенадцать лет эта идея была реализована, хотя и возникли определенные трудности с Англией, Францией и сопредельными арабскими королевствами и княжествами. Однако, после того как план создания «национального очага» поддержал Рузвельт и многочисленная американская диаспора, дело сладилось.
Какое-то время процессу создания еврейского государства ожесточенно сопротивлялись так называемые сионские мудрецы. Те самые, которые уже лет пятьдесят собирались на свои жутко законспирированные конгрессы в дебрях Полесья, где у них, по слухам, имелась великолепно обустроенная база, охраняемая вымуштрованными отрядами «Хагана», а за отдельную мзду – расквартированным поблизости лейб-гвардии Житомирским гусарским полком. Протоколы этих конгрессов издавались только для своих под грифом «ДСП»[11], но удивительным образом, неизвестно кем, немедленно публиковались в открытой печати от Сан-Франциско до Владивостока.
Некоторые циники утверждали, что таким образом пресс-центр «мудрецов» здорово экономил на бумаге и расходах по распространению, поскольку выходило, что свои получали инструктивные тексты практически бесплатно, а прочая публика, кроме крутых антисемитов, все равно считала «Протоколы» злобной фальшивкой.
Так вот целям «мудрецов» вроде бы отвечало, наоборот, как можно более глубокое укоренение евреев на тех территориях, где они проживают в настоящее время. Возрождение же Израиля, провозглашали они, вообще не людское дело, этим займется Мессия после своего пришествия.
Но, опять же, злые языки заявляли – более всего «мудрецов» нервировало отсутствие гарантий, что законно избранное правительство «Дас Нойе Исраиль» согласится считать их и в новых условиях «руководящей и направляющей силой».
И меры противодействия они попытались поначалу предпринять очень серьезные, вплоть до организации массовых беспорядков в еще сохраняющихся кое-где добровольных гетто.
Но для спецслужб России и Германии не составило особого труда разыскать и изъять достаточное количество агитаторов, которые после соответствующих профилактических бесед сообразили, что лучше согласиться на переселение в «незаконный» Израиль, чем в совершенно законную Сибирь. И скоро не было более горячих сторонников возвращения на «историческую родину».
Правда, сопровождалось обустройство государства-новодела бесчисленными пограничными конфликтами и тремя полномасштабными войнами, но когда и какое большое дело в истории обходилось без этого?
Зато сейчас в Израиле проживало уже около десяти миллионов человек, Россия имела военно-морскую базу, так сказать, «тет-де-пон», перед входом в черноморские проливы, а Германия, осуществив вековую мечту, провела железную дорогу Берлин – Стамбул – порт Эйлат.
На середине второй кружки к Ляхову, небрежно извинившись, подсел мужчина лет за сорок, одетый в костюм спортивного покроя из тончайшей кремовой чесучи, худощавый, светловолосый и сероглазый, но что-то все равно выдавало в нем еврея. Другой, может быть, и не догадался бы, но у Ляхова был врожденный дар, этнографический, что ли. Национальность любого встреченного человека (европеоидной расы, конечно) он определял навскидку. Причем сам не всегда понимал, как это у него получается.
Удивляться Вадим не стал. Всегда есть люди, которые в совершенно пустом ресторанном зале подходят к единственному занятому столику.
Незваный гость положил на соседний стул мягкую велюровую шляпу, прислонил к подлокотнику массивную, инкрустированную серебряными бляшками трость, с немецкой методичностью выложил перед собой сигаретную пачку, золотую зажигалку, подвинул пепельницу. Коротко бросил возникшему за спиной кельнеру:
– Мне – коричневого мюнхенского..
Очевидно, тут его знали, потому что почти немедленно были поданы сразу две литровые фаянсовые кружки.
Незнакомец отхлебнул из ближней как-то хитровато, по-свойски, взглянул на сделавшего неприступное лицо русского офицера, явно не склонного к случайным знакомствам.
– Думаете, господин капитан, что они тут за хамы, эти аборигены. – Русский язык незнакомца был безупречен, только некоторая жесткость согласных звуков мешала.
– Отнюдь, уважаемый. В чужом монастыре.. Кроме того, у вас, возможно, есть причины. Тоска заела, жена ушла, в карты проигрались, а поделиться не с кем. Извольте. Раз так хорошо знаете язык, так и то знаете, что нет лучше объекта, которому можно поплакаться в жилетку, чем в меру интеллигентный русский человек. И тоже выпивающий в одиночку.
