— Я не могу встать, вы должны мне помочь, из меня кровь течет! Mathilde, je suis blesse, — сообщил он француженке, что ранен.
Однако Матильду, как мне кажется, занимало не состояние спутника, а свое собственное, вернее, банальная причина по которой она оказалась в лесу.
— Да уйдете вы, наконец, отсюда! — отчаянно воскликнула она. — Я могу остаться хоть на минуту одна!
Пришлось мне одному поднимать толстяка, так и не выпустившего из рук ларца, и тащить к дороге. Матильда нас догнала, когда мы уже доковыляли до кареты. При свете костра я, наконец, увидел их лица. Виктору было явно за пятьдесят, возраст в эту эпоху более чем почтенный, женщине раза в два меньше. Вероятно короткое уединение умиротворило ее душу и недавнее нервное состояние разом прошло.
— Что с тобой, Виктор? — участливо, спросила она. — Тебя ранил тот ужасный человек?
— Ранил! Он меня не ранил, он меня убил! — заплакал толстяк. — Матильда, если со мной что-нибудь случится, береги ларец! В нем все мое достояние! Теперь такое ужасное время, никому нельзя верить! — пожаловался он.
Я с ним вполне был согласен и, прислонив Виктора к дверце кареты, попытался распроститься со случайными знакомыми, сотворив фразу на французском языке:
— Спокойной ночи, господа, советую вам больше не ходить в лес, вокруг очень много плохих людей!
— Постойте, мосье, — взмолился раненный, почему-то обращаясь ко мне — как к французу, хотя мы с ним только что говорили на родном языке, — умоляю вас, не бросайте нас на произвол судьбы!
Он вцепился в рукав мундира и умоляюще заглядывал в глаза. Я про себя чертыхнулся. Получилось как всегда, не успел сделать доброе дело, как получил новые проблемы. Ни сам Виктор, ни его спутница мне не понравились, и возиться с ними не было никакого желания. Я сделал еще одну попытку распрощаться:
— К сожалению, я ничем не могу вам помочь, мне нужно выполнять свой долг! А вам нужно поискать лекаря!
— Я сам лечу людей, — сообщил толстяк по-русски, не отпуская моего рукава, — зачем мне какой-то халтурщик, который ничего не понимает в медицине!
Фраза был не совсем обычная для языка этого времени, но я слишком не хотел ввязываться в их проблемы и пропустил ее мимо ушей.
— Тем более, значит, вы справитесь сами, — сказал я, помогая ему влезть в карету. — К сожалению, мне нужно идти, как говорится: труба зовет, солдаты в поход!
— Да, как же, я помню, — сказал он, — когда я служил в армии, мы тоже пели эту песню.
— Что вы пели? — спросил я, невольно останавливаясь. В русской армии эта прекрасная песня пока еще не стала шлягером.
— Ну, как там: «солдаты в путь, а для тебя, родная, есть почта полевая», — процитировал он. — Вы ведь тоже не отсюда? Ну, нездешний, а из будущего? Я сразу понял, как только вас увидел. Голубчик, прошу вас как советский человек советского человека, помогите! — и капризно потребовал по-французски. — Матильда, ну где ты! Ты меня совсем не любишь! Меня ранили, а тебе все равно!
То, что помещик знал строевую песню, которую распевали солдаты в Советской армии, а возможно продолжают петь и поныне, говорило об одном, еще один наш современник попал в прошлое и заблудился во времени. Мне уже несколько раз доводилось встречаться с такими людьми. Так что я не слишком удивился еще одному «земляку» и еще меньше ему обрадовался. Сказал просто так, к слову:
— Хорошая песня, патриотическая. А почему вы оказались во французской армии?
— Все из-за нее, из-за жены, из-за Матильды, — уже из каретной темноты ответил он. — Она-то настоящая француженка и побоялась оставаться в городе. Вы знаете, что сейчас творится в Москве? Она почти вся сгорела! У меня тоже сожгли дом, конюшни, службы, все дворовые разбежались! Остался один кучер, да и тот на ладан дышит. Все, все потерял! — опять заплакал он. — А как наживал! Какими трудами!
Он замолчал, пытаясь справиться с рыданиями.
— Понятно, — задумчиво сказал я. — Только зачем вы пошли вместе с французской армией, вы что, не знаете, чем кончится поход Наполеона?
— Это их императора? Знаю, конечно, он умрет на каком-то острове, кажется святой Елены. У меня как-никак законченное высшее образование!
— У вас высшее образование! — воскликнул я, вспомнив, что уже как-то под Петербургом встречал подобного субъекта с законченным высшим образованием. — Простите, а ваша фамилия случайно не Пузырев?
— Именно, Пузырев Виктор Абрамович, а вы что, меня знаете?
Знал ли я эту скаредную, жадную скотину?! Подробности его жизни я уже не помнил, только то, что он каким-то нечестным способом стал помещиком. Еще, что у него, как и у меня, после перемещения в прошлое появились экстрасенсорные способности, и он хвастался, что очень ловко умеет обирать своих крепостных крестьян.
— Нет, мы незнакомы, — твердо сказал я, — но я много о вас слышал.
— Действительно, я человек незаурядный, меня многие почитают! — забыв о слезах, сообщил он. — Думаете в России много людей с законченным высшим образованием?
— Наверное, мало.
— Вот видите, а вы торопитесь! — непонятно к чему, сказал он. — Дорогой земляк, умолю, побудьте с нами. Что вам мокнуть на дороге, у нас в карете достаточно места для троих. Я старый человек и не могу за себя постоять. Побудьте с нами, что вам стоит! Во имя гуманизма и человеколюбия! Обещаю, что вы об этом не пожалеете!
— Пожалуйста, мосье, останьтесь, — попросила и Матильда, каким-то образом понявшая, о чем просит муж.
Признаться мне и самому очень не хотелось проводить ночь под открытым небом, да и отдых не был лишним.
— Хорошо, я останусь с вами до утра, — решил я и помог даме сесть в карету.
Занавески в ней были зашторены. Раненый со своим драгоценным ларцом устроился на одном сидении, мы с Матильдой напротив.
— Зажгите свечи, — попросил Пузырев, — мне почему-то страшно в темноте.
— У вас есть огниво? — рассеяно спросил я, ощущая своей ногой мягкое женское бедро.
— Да, конечно, Матильда, дай господину солдату огниво, — сказал Пузырев по-французски и я почувствовал, как к моему колену притронулась легкая рука. Мы как-то сориентировались, и наши пальцы нашли друг друга. Правда, огнива в женской руке не оказалось, зато мне подарили легкое пожатие.
— Ну, что вы медлите, — капризно сказал Пузырев, не дождавшись от нас никаких видимых действий.
— Да, да, сейчас, — ответил я, наконец, получив мешочек с инструментами для добывания огня. Неясные пальцы оставили мою руку, и я смог выполнить просьбу Виктора Абрамовича.
Добывать огонь при помощи огнива значительно легче, чем трением друг о друга двух палочек. При хорошем навыке можно с этой задачей справиться меньше чем за минуту. До изобретения спичек, приписываемого немецкому химику Камереру, которому в 1833 году удалось составить содержащую фосфор массу, легко воспламеняющуюся при трении о шероховатую поверхность, в течение тысячелетия, а то и больше, это был единственный инструмент для добывания огня. Я вытащил из мешочка трут, кремень, огниво и ударил им по куску кварца. Искры на мгновение осветили моих спутников.
