— Прошу вас, Ваше Величество, присаживайтесь. Признаться, я не ожидал вас в столь поздний час!
Он говорил привычные слова, радушные и пустые, выверенные тысячами повторений, сам же внимательно отслеживал ее реакцию, оценивая, просчитывая, прогнозируя.
Элизабет присела в одно из кресел. Только после этого премьер так же сел и изобразил готовность и внимание.
— Увы, мой добрый друг, неотложные дела потребовали моего присутствия в этот поздний час. Сожалею, что мне пришлось потревожить ваш покой, однако…
Многозначительная пауза повисла в воздухе, предоставляя адресату возможность оценить ее по своему усмотрению.
— Вы совершенно правы, Ваше Величество! — Премьер сокрушенно покачал головой. — Государственные дела не терпят отлагательств. В первую очередь мы принадлежим нашей стране и долгу, и только потом — самим себе.
Первичный обмен любезностями закончился. Стороны сказали правильные и соответствующие моменту слова, теперь пора было переходить к делу. Премьер взирал с выражением доброжелательного внимания, королева молчала, собираясь с силами. Секундная пауза росла, ширилась, превращаясь в тягостное и гнетущее молчание. Она знала, что ей надлежит сделать, она готовилась к этому, репетировала, часами повторяла перед зеркалом, добиваясь совершенства и безупречности во всем, от малейшей интонации до невиннейшего жеста. Но теперь мысли беспорядочно прыгали, не желая собираться в отрепетированную десятки раз речь.
Ею овладело безумное желание бросить все и уйти. Сказать пару дежурных фраз, попросить рассказать последние новости с трехсторонних переговоров, выслушать подробные разъяснения. И уйти. В конце концов, что может быть естественнее, нежели визит королевы Британии к министру Британии?
Она уже готова была встать, мышцы чуть напряглись, помимо воли хозяйки выполняя ее скрытые желания. Еще мгновение, и она встала бы.
А как бы поступила та, Первая Элизабет? Перед лицом епископов и враждебной аристократии? Наверное, так же бежала бы, оправдывая свою слабость неподготовленностью?
Погруженная в свои метания, она не следила за собеседником и не видела, как из взора премьера ушло милое добродушие. Он все так же улыбался, но теперь в улыбке было только движение мышц лица. Взгляд премьера был холоден и оценивающ, так могла бы смотреть цифровая машина, обрети она разум и зрение.
Премьер изучал людей много десятилетий. От него не укрылось ни ее колебания, ни смятение. Он точно уловил момент, когда она почти привстала, готовая уйти. Отметил и тот, когда приняла окончательное решение, опустилась обратно, выпрямилась и крепко сцепила руки. Вот она разомкнула уста…
— Простите меня, Ваше Величество! Моя ошибка непростительна. Принимая у себя даму из общества, я не озаботился о приличествующем моменту угощении. Не изволите ли, отличный напиток?
Она непонимающе смотрела на него, утратив дар речи. Он же меж тем уже стоял вполоборота у рабочего стола, ловко разливая напиток. Благородно-коричневая жидкость, весело булькая, лилась в низкий бокал толстого стекла. В воздухе повис тонкий аромат отличного коньяка.
Понятно, догадалась она, это отвлечение. Попытка выбить из равновесия. Не выйдет, господин министр.
— Нет, благодарю вас. Не стоит утруждать себя. Мы будем говорить об очень серьезных вещах, не терпящих…
— Именно поэтому нам стоит выпить.
Не слушая, он долил стакан и поставил перед ней, присел сам. Быстро и остро взглянул на онемевшую от вопиющей бестактности Элизабет.
— Ведь вы пришли сюда, чтобы отправить меня в отставку, не так ли? Это действительно очень достойный повод для личного визита. И более чем подходит для этого напитка. Ведь он ваш любимый.
— Я не пью, — автоматически ответила Элизабет, — только сухие вина.
— Пьете, — спокойно ответил он. — Хотите, скажу, где вы храните бутылку? — чуть насмешливо (но именно чуть) ответил он и быстро продолжил, игнорируя ее возмущенный жест и взгляд. — Запомните совет старого мудрого сановника: если у вас есть пороки, предавайтесь им открыто или откажитесь совсем. К особам вашего положения более всего применима старая мудрость — нет ничего тайного, что не могло бы стать явным. Если вы любите хороший коньяк — пейте его открыто. Или не пейте совсем.
Он сломал всю структуру разговора и перехватил инициативу. Она застыла в растерянности, затем растерянность во взгляде сменилась решимостью. Четким движением она гневно отставила стакан, почти отбросила, так что каким-то чудом тот не упал, задержавшись на самом краю столика.
— Прекрасно, Элизабет, прекрасно, — вновь он на удар сердца опередил ее гневную отповедь, готовую сорваться с губ. — Вы отдали инициативу, но не позволяете навязать себе чужую волю. Однако выдержка изменяет вам, и вы готовы обрушиться на меня всей силой своего гнева. Поверьте, не стоит.
Элизабет неожиданно успокоилась. Премьер был, очевидно, в курсе относительно цели ее визита и готов к разговору. Ему было что сказать, и она удобнее устроилась, приготовившись слушать.
— Итак, вы пришли, чтобы отправить меня в отставку. Задача, что ни говори, сложная и ответственная. Вы, несомненно, долго готовились к этому разговору, полагаю, репетировали речь, доказывающую мое ничтожество и разоблачающую мои многочисленные промахи. А это ошибка. Не нужно подробно рассказывать человеку, почему вы намерены выставить его за дверь. Он все равно не согласится с вами, так к чему тратить время и слова? Поэтому давайте сразу перейдем к делу.
Он отпил добрый глоток, давая время осмыслить сказанное.
— У вас, несомненно, возник вопрос, я читаю его в ваших глазах — откуда мне это известно. Ответ очевиден. Политик моего уровня должен внимательно следить за всем, что происходит вне страны, и еще более внимательно — за делами внутренними. Я знаю, что вы в целом не поддерживали мою политику изначально. Я также знаю, что за эту неделю вы по меньшей мере дважды встречались с людьми, которые давно и последовательно боролись против моего курса и меня как его проводника. Эттли, Кальдекот… Продолжать?.. Полагаю, нет нужды. Когда после таких встреч ее величество садится в автомобиль и под усиленной охраной едет в гости к своему министру, ее намерения прозрачны.
Черчилль сделал паузу, ровно настолько, чтобы вновь налить коньяк, на сей раз только себе и совершенно микроскопическую дозу.
— Итак, Ваше Величество, вы пришли, чтобы дать мне пинка. Не нужно сложных и долгих обоснований, скажите просто: «Черчилль, уходите!»
Они не заметили, как стемнело. Густая сумеречная тень тяжело накрыла кабинет и двоих людей.
