- Банально. Журналисты - это люди, которые обычно некомпетентны в тех вопросах, о которых пишут, но имеют при этом твёрдое мнение обо всём на свете. Когда вы с гордостью заявили, что не читали даже Дитля, я сразу подумал, что из вас получился бы прекрасный журналист либерального направления. Дальнейшее несложно. К тому же, погибшего деда вы поминаете в каждой статье. Кстати, вы его помните?
- Нет, конечно! Вы полагаете, мне пятьдесят лет? Так меня ещё никто не оскорблял, - женщина возмущённо выпрямилась, как бы невзначай поведя пышной грудью.
- В таком случае, ваша скорбь довольно абстрактна. Вы никогда не видели вашего дедушку, не знали его - и, кстати, вряд ли полюбили бы, если узнали бы поближе...
- Ну, знаете ли! Нацисты убили моего дедушку, а вы ссылаетесь на то, что...
Самолёт качнуло в воздухе - очевидно, попал в воздушную яму. Ребёнок проснулся и немедленно завозился. Молодая мать тут же вскочила с кресла.
Фридрих потянулся было к нотицблоку, но фрау Галле тут же вернулась и с облегчением плюхнулась обратно на насиженное место.
- Кажется, спит... Давайте не будем о политике. Давайте о Микки.
- Это его имя? - Власову стало интересно.
- Н-нет... Вообще-то он Михель. Но сейчас детей так не называют. Мы зовём его Микки.
- Что, теперь так называют детей?
- Это какая-то новая игрушка, очень популярная.
- А-а. Американская мышь? Нет, это очень старая игрушка. Просто раньше дети дойчей играли в свои, дойчские игрушки... - Власов не стал развивать эту тему. - Да, ещё вопрос: откуда "Францёзин"? Вам известно, что такой псевдоним звучит несколько двусмысленно?
- Что вы имеете в виду? - фрау Галле поджала губы. Похоже, она и впрямь не знала.
- Не хочу показаться пошляком, но на жаргоне определенных кругов "француженка" означает проститутку, а "француз" - педе.
Женщина вспыхнула. "Сейчас она оскорбится и уйдет", - подумал Фридрих. Еще несколько минут назад его такой вариант вполне бы устроил, но сейчас - как знать, вдруг эта либеральная журналистка может сообщить ему нечто полезное?
- Очевидно, я вращаюсь совсем в других кругах, - наконец процедила она, совладав с собой.
- Я тоже, - заверил Власов. - Просто информация не бывает лишней, вот я и счел нужным вас предупредить. Так почему вы решили так назваться? Из-за вашего имени? Или вам так нравится Париж?
- Вообще-то не то и не другое, - сказала фрау Галле, немножко подумав. - Я же всё-таки люблю свою страну. Просто мне нравится слово "франк". Знаете его древнее значение? Должно быть знаете, вы же так любите всё дойчское. Frank - это "прямой", "честный", "свободный". Прежде всего - свободный... Понимаете?
- Как интересно. У меня тоже есть любимое слово. Deutlich. "Ясный" и "отчётливый".
- Вот и поговорили... - женщина повела плечами. - Но ваши идеи насчёт воспитания... Знаете, в этом что-то есть. Не то чтобы я была с ними согласна, но...
- А почему вы с ними не согласны?
- Я же вам объяснила. Это противоречит моему воспитанию и семейным традициям. Моему грунту, если говорить на вашем языке.
- И, конечно, крови тоже? Вы ведь минимум наполовину юде?
Женщина красноречиво промолчала.
- Не беспокойтесь, я не юдофоб. Кстати, по крови я не вполне дойч. Я наполовину славянин, русский. Вы, видимо, не обратили внимания на мою фамилию, когда я представлялся.
- Вы русский? Не ожидала... - видно было, что собеседница и в самом деле растерялась. - Eto est otschen' - медленно произнесла она, выуживая из памяти слова, - interesnyi.
Настала очередь удивляться Фридриху.
- Вы учили русский? Зачем?
- Ja... - журналистка, похоже, искала русское слово, и, наконец, сдалась - как будет по русски наше wollen?
Власов подумал.
- Пожалуй, никак... Wille по-русски очень похоже - "volja". А вот wollen не переводится. У русских этого понятия не было. Во время Осткультуркампфа в словари ввели слово "волить", но оно, кажется, так и осталось в словарях. Можно перевести словами "stremit'sa" или "namerevat'sa"...
- Ох, я это не выговорю, - фрау оставила попытки говорить по-русски и продолжила на родном языке. - В общем, у меня были планы поработать в России, и я стала учить язык... - она хотела сказать ещё что-то, но вдруг её лицо исказилось, и она, промычав нечто вроде "ой, простите, мне нужно отойти..." побежала, держась за живот, по направлению к туалетной кабине.
Фридрих подумал, что после такой еды это неудивительно.
Тем не менее, времени терять не следовало. Он был уверен, что в отчётах Вебера Франциска Галле упоминалась - и не один раз. Следовало воспользоваться паузой в разговоре и сделать быстрый поиск по документам.
Он вытащил из-под сиденья нотицблок, быстро разблокировал его. Справочная база данных по-прежнему была загружена в режиме просмотра. Фридрих решил пока не выгружать ее и нажал кнопку переключения задач, чтобы запустить второй "Норденкоммандор" и уже там задать параметры поиска. Однако вместо того, чтобы спокойно переключиться из текстового режима в графический, экран мигнул и окунулся в черноту, посреди которой светились несколько фраз на языке "наиболее вероятного противника", как говаривал один из офицеров в летном училище. В эту минуту Фридрих был совершенно согласен с такой формулировкой и жаждал лететь бомбить этого противника немедленно, хоть прямо на этом "Боинге".
Усилием воли он заставил себя успокоиться и нажал кнопку перезапуска. "Черный экран смерти" исчез, появилась ненавистная аляповатая заставка, затем "окна" осчастливили пользователя новостью о "некорректном завершении предыдущего сеанса" и принялись неспешно тестировать плат, возвращаясь к началу процедуры всякий раз, когда не ведавшая о происходящем программа загрузки запускала очередную задачу из стартового списка. "Это надолго," - тяжело вздохнул Фридрих и посмотрел на часы. От Берлина до Москвы лететь всего два с половиной часа и, оказывается, за работой и разговорами основная часть этого срока уже прошла. Поработать толком все равно уже не удастся. Фрау Галле всё не возвращалась. Её сын, похоже, проснулся, но сидел тихо, как мышонок - не буйный американский, а честный серенький дойчский маус. Фридрих подумал, что день выдался суматошный и самым разумным, пожалуй, будет немного вздремнуть перед посадкой. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Kapitel 4. Вечер того же дня. Москва, аэропорт Внуково - проспект Освободителей.
Власов проснулся за четыре минуты до того, как самолёт пошёл на посадку: инстинкт, как обычно, не подвёл. Но было что-то ещё, ещё какая-то дополнительная причина проснуться именно сейчас: интуиция тихо скулила, как просящаяся на улицу собачонка. Что-то было не в порядке. Какая-то деталь реальности не вписывалась в привычную картину.
