острога. Никто ничего не заподозрил, я заявил, что расстреляю их на берегу Енисея, — Ерофей ухмыльнулся и покачал головой.
— Отъехав с полверсты, я спросил пленных, где они были в день гибели моего товарища. Они назвали другое место, не то, где погиб мой товарищ. После этого я решил освободить их и уйти с ними, трое солдат пошли со мной. Двоих я разоружил и отпустил. Нас никто не преследовали мы спокойно ушли.
— Не жалеете? — спросил я.
Ответ бывшего капитана меня просто потряс. Он широко улыбнулся и радостно ответил мне:
— Уже нет. Я полюбил дочь кузнеца, а после вашего появления тем более не жалею, — последние слова капитан произнес даже с какой-то задорной улыбкой.
— Поздравляю, — да, неожиданная концовка, нечего сказать.
Несколько минут мы ехали молча, видно было мой спутник о чем-то сосредоточенно думал. Неожиданно он опять заулыбался.
— Я вам, Григорий Иванович, расскажу то, что никому не хотел рассказывать. Но сейчас почему-то хочу рассказатьвам.
Ерофей огляделся по сторонам и начал рассказ.
— Мой батюшкапрожил больше семьдесят лет, начал служить при Петре Алексеевиче, первая его битва была Полтава. Служба его закончилась после ранения в 1742-ом году при штурме крепости Вильманстранд. Ему было больше пятидесяти, когда я родился. Матушку свою я не знал, она умерла в родах. Так вот, мой батюшка рассказывал мне о многих удивительных карьерах при первых русских императорах, — капитан грустно улыбнулся, видно вспоминать отца ему было приятно.
— Когда я узнал правду о гибели моего товарища, гнев просто затмил мой разум. Я даже плохо помнил, что произошло и был в ужасе от случившегося. Я даже хотел застрелиться, но, — Ерофей осенил себя крестным знамением — Господь уберег. Когда же мы догнали отряд, я увидел, как ликовали эти люди, увидев своих товарищей. Одна из девушек подбежала ко мне и расцеловала меня за спасение брата. Я в нее влюбился с первого взгляда. В голове моей просветлело и представьте себя, внезапно я подумал, что чудеса бывают, поживем-увидим. Сожалеть о случившемся я перестал тут же.
Ерофей приосанился в седе, даже ростом стал выше, мне подумалось, чтобогатырь былинный рядом едет. Правду говорят — любовь чудеса делает.
— Яуже вечером позвал её замуж, она согласилась и её батюшка нас благословил, правда срок испытательный назначил, — про испытательный срок было сказано с большим огорчением.
Несколько минут мы ехали молча, я вспомнил как сам когда-то любил, в груди заныло от воспоминаний о своей погибшей фронтовой любви.
— Ну что же, Ерофей Кузьмич, действительно поживем-увидим. А теперь давай о насущном. Здесь у Большого порога что с севера, что с юга по одни тропы, особенно на нашем берегу Енисея. — моё знание ситуации имело большой изъян, это были книжные знания истории, в которой были большие пробелы. — Китайцев нам опасаться я думаю нечего. У них своих проблем хватает, а самое главное, тут реально с юга ни пройти, ни проехать. Как я ситуацию представляю, сотня казаков, солдат или драгун — это максимум что нам угрожает с севера, силенок реально у императорского величества тут раз-два и обчелся. Я прав?
Ерофей неопределенно тряхнул плечами, попридержал лошадь. Снял треуголку и вытер платком пот со лба.
— Гарнизонов тут много, но они куцые, сотня — это огромная сила. Да и нет смысла за нами гоняться. Самое главное, чтобы смута не вносилась. С глаз долой из сердца вон, — капитан аккуратно сложил платок, надел треуголку.
— Шум почему поднялся? Потому что стали на заводах народ мутить. Оно понятно почему, к отряду пристало несколько яицких казаков, они конечно своих товарищей захотели освободить. А тут еще выяснилось, что и приверженцев самозванца на эти заводы сослали, — Ерофей развел руками, как бы говоря, а что вы ожидали. — Да еще и шли с ленцой. В отряде начался разброд и шатание, староверцы свое гнуть стали, — слово «староверцы» меня удивило, но я тут же вспомнил, что именно так говорили в том времени, куда попал, а всякие старообрядцы появились в речи много позже. — Несколько освобожденных каторжных оказались самыми настоящими разбойниками. Вот и сумело местное начальство гонцов куда надо послать и силы собрать..
Ерофей остановил лошадь и двумя короткими криками какой-то птицы остановил своих далеко уехавших солдат.
— После дурацкого боя под Таштыном до Большого порога шли целую вечность. Два дня потеряли, когда выясняли отношения. Правда хорошо, что в итоге смутьяны-староверцыушли, никто не будет теперь из-за двух или трех перстов с ножами друг на друга бросаться, — про персты он сказал с большим раздражением. — Да и избавились от этих освобожденных разбойников. Вот и успели в Саянском остроге и нашу команду позвать, и собрать сотню казаков. Благо преследователи шли по обеим берегам Енисея. Я догнал отряд просто чудом, в последнюю минуту, можно сказать. Они уже на последний плот садились.
Мы догнали солдат и остановились. Ерофей внимательно осмотрел тропу, я поймал его острый оценивающий взгляд.
— Я так думаю, если уйдем в тайгу дремучую или горы высокие и не будем рыпаться, успокоятся быстро. Забот и так полон рот. Пару дозоров в итоге вышлют, чтобы удостовериться и всё. Народу здесь бесследно пропадает не счесть, — мы медленно двинулись дальше. — А на тропе, действительно, десяток против сотни сможет держаться. А мы можем, если прижмет, сотню мужиков вооружить.
— Просто вооружить это мало, надо что бы еще и умели драться, — уточнил я.
— Таких десятка два-три, если поскрести. Было больше, одних казаков почти полусотня. Да в глупых стычках сколько-то потеряли, на моих глазах на пороге потеряли пятерых, благо убитых всего двое. Несколько казаков ушли с упертыми, — Ерофей задумчиво перечислил потери.
— В итоге вот и осталось не больше трех десятков, раненых и больных не считаю. Самое печальное нет офицеров, даже казачьих, те кто были— полегли, двое ушли с упертыми. Сабельному бою не обучен никто, это правда, — капитан показал на себя, — по себе сужу.
Ерофей опять остановил лошадь и повернулся ко мне подбоченившись.
— На пороге мы отбились просто по их глупости. Казаки наваляли нашему дозору, ноги только один унес. Ну и полезли буром. А как говориться, не зная броду, не лезь в воду. Вот они и замешкались перед речкой и мою засаду