будут воспитывать Игната.
Всем, кроме меня. Урод он, конечно, тот еще, и расист, и дебил, каких мало, но это наш дебил. А я смотреть на то, как кто-то со стороны избивает кого-то из моей команды, не буду.
Драться я, конечно, не собирался, ведь любой спорный вопрос можно решить миром?
В общем, я хрустнул кулаками и окликнул амбала:
— Слышь, Колян! Отпусти Игната, мы его сами воспитаем. Хочешь побазарить, давай со мной.
Глава 6. Доверяй, но карты передергивай
Здоровяк окинул меня взглядом, плотоядно улыбнулся и потер руки, кивнул за окно, где проплывали огни большого города:
— С тобой? А ты кто? И он тебе кто, что ты за него вписываешься?
— Саней зовут. Мы с Игнатом в одной команде. Он перебрал, за себя ответить не может, поэтому я.
— Да без проблем, — кивнул Колян. Глянул на Абая, добавил: — Братан, тебе же все равно, кому я ноги сломаю? Обзывал тебя этот, но ответит за него тот.
— Маган пох, — сказал тот, зевнув. — Все равно, короче, можем вообще спать пойти, Колямба, пусть живут.
— Не, Абайка, ты если за себя гордость не испытываешь, то хоть ВДВ не позорь. — Амбал посмотрел на меня. — Короче, ща остановка будет. Белгород. Стоянка сорок минут.
— Мне хватит и трех, — ответил я. — Разговор будет недолгий.
После моих слов повисла пауза, после чего кто-то среди наших присвистнул, а среди вэдэвэшников возмущенно зароптал. «Да уж, Саня, умеешь ты симпатии вызывать, — подумал я. — Стоило бахвалиться?»
Наверное, стоило. Выступить требовалось ярко, так, чтобы завтра те, кто не слышал и не видел, услышали от других, что Саня Нерушимый — не мешок с дерьмом, за слова отвечает и своих в обиду не дает. Политика, чего уж там, как завоевывать друзей, и все такое.
На белгородском вокзале было ощутимо теплее. Несмотря на поздний час, кишел народ. Тарахтели колесами чемоданы, перебиваемые голосом диспетчера: «На второй путь прибыл скорый поезд Москва — Евпатория». Проводники, два бравых парня из соседнего вагона, помогали женщине грузить огромный мешок.
Из вагона высыпали наши — сперва динамовцы, потом дембеля. Что показательно, Игната, из-за которого весь сыр-бор, среди них не было. Он украдкой выглядывал из окна, желая, чтобы меня не убили. Хорошо хоть так, значит, что-то человеческое осталось в этом парне.
Мы отошли по перрону подальше от глаз тренера, завернули за будку непонятного назначения. Драться Колян не спешил, и его мысли сходились с моими. Так что я просто их озвучил:
— Значит так, Колян. Делить нам с тобой нечего, и по-хорошему разруливать ситуевину должны были сами пострадавшие — Абай и Игнат.
— Абай мне как брат! — проворчал он.
— А я Игната вижу второй раз в жизни, — ответил я. — Это не меняет.
— Что не меняет?
— Что он твой сослуживец, а Игнат — мой одноклубник. А мы, советские люди, своих не бросаем. Потому и впряглись за своих пацанов.
— И чо? Ты съезжаешь что ли?
— А похоже на то? Слушай, ты вэдэвэшник, я — боец, побеждал в боях без правил. Я без понтов, просто даю расклад. Мы оба хорошо деремся, и, уверен, накостыляем друг другу так, что завтра оба окажемся в больничке. Это в лучшем случае, если нас по хулиганке не загребут в ментовку. Оно тебе надо?
— Абай мне, конечно, братан… — задумался Колян над перспективой. — Но сидеть…
— Да и что там было-то, Колян? — панибратски заговорил я. — Ну выпили мужики, повздорили, мы щас за них побуцкаемся, а они щас помирятся и дальше бухать вместе будут. Не так, что ли?
— Так, — буркнул он. Подумав, махнул рукой: — Да и хер с ними, Саня! Мы, значит, биться, а они бухать? Черта с два!
Он пожал мне руку, причем не упустил момента проверить, сжал что есть мочи, и я ответил так, что он сам поморщился. Но остался доволен — не с лохом каким на мировую согласился.
Колян повел носом, принюхался и заявил:
— А пойдем в буфет пирожков наберем?
— Жалко нет старушек-пирожочниц. Поздно, наверное… А, пойдем!
Буфет находился в здании вокзала и был еще тех времен. И цены были советскими, вполне сносными. Дородная румяная продавщица улыбнулась нам и зычно спросила:
— Мальчики! Вам покушать или, — она подмигнула, — водочки? Все есть!
Хочет какую-нибудь гадость съесть…
— Нам бы пирожков, красавица, — сказал я, глядя на румяные беляши на витрине. — Беляшиков, и вон тех, с капустой! Жареных. Есть?
— И мне беляш! — сказал Колян. — Сколько он стоит?
— Три — с капустой, пять — беляш, — скороговоркой ответила она, и добавила: — Вам, таким красивым, скину по полтиннику.
Повернувшись ко мне спиной, Колян принялся отсчитывать мелочь. Видимо, он был на мели и стеснялся этого. Я сделал вид, что не заметил, как он отгородился. Буфетчица расценила наше замешательство по-своему, вытащила пластиковый контейнер, открыла его… И я чуть в обморок не упал, достал сотенную.
— Смотрите, какие красавцы! Свеженькие, только подвезли.
— Что же вы делаете! Так же нельзя! На все. Половина — беляши, половина — с картошкой и капустой. — Подумав о завтра, добавил: — И шесть двухлитровых бутылок «Ессентуков»… А, давайте еще по паре «Дюшеса» и «Тархуна».
— А мне один!.. Нет, два пирожка! — Колян протянул мелочь. — Беляш и вот этот, с капустой. — Глянул на меня. — Может, водочки?
— Не могу, — помотал я головой и пояснил: — Режим, я в команде второй день и на птичьих правках.
— Понимаю, — кивнул Колян.
Тем временем продавщица, сверкнув белыми ровными зубами, протянула нам пирожки. Колян сразу же начал их есть.
Возвращались мы, перешучиваясь, на ходу поедая пирожки и благоухая на всю округу.
Когда мы вернулись, семеро дембелей еще курили возле вагона, высматривали нас. Причем сильно выпившими были двое, остальные так, чуть навеселе.
— Угощайтесь, мужики, — улыбнулся я, протягивая бумажный пакет с пирожками.
Отказываться никто не стал, в том числе Колян. Насколько знаю, в ВДВ не берут низкорослых и слишком высоких, так вот Колян точно имел максимально допустимые вес и рост, поди прокорми такую тушу.
— О-о-о! Пирожки! — воскликнул кто-то из дембелей, и заорал внутрь вагона. — Мужики,
