– Диомед! Надо что-то... Надо... Слюна текла по козлиной бороде ванакта микенского. Босые ноги уже успели испачкаться чьей-то кровью.
– Отец... Отец говорил... Если стрелы, нужна песня... Эмбатерия!.. Надо...
Я не стал слушать. Певун нашелся! Хоть бы умер достойно, вождь вождей!
– Да, да! Эмбатерия – песня, которая глушит пение стрел! Да! Да!
Я не стал отвечать. Кажется, и мне рассказывали о таком. Да что толку?
– Надо!..
Босая нога скользнула по мокрой от крови траве. Ат-рид неловко взмахнул руками, с трудом устоял и вдруг, оттолкнув ближайшего щитоносца, стал пробираться вперед.
В первый ряд – под стрелы.
– Воины! Ахейцы! Это я, Агамемнон! Слушайте!.. Визгливый пропитой голос резанул по ушам. Резанул – стих. И снова засвистели стрелы.
– Песню!.. Эмбатерию! Запева-а-а... Я отвернулся. Не люблю носатого, но смотреть, как он умирает, тоже не хотелось.
– Эмбатерию-ю!
«Доля прекрасная – пасть в передних рядах ополченья-я!..»
Закашлялся, умолк... Неужели все? Бедняга носатый!
– "Доля прекрасная – пасть в передних рядах ополче-нья!.."
Что это? Эхо? Неужели?..
– ...Родину-мать от врагов обороняя в бою! Родичи, братья мы все необорного в битвах Геракла. Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!
Сперва негромко, недружно, растеряннымислабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:
– Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,
Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов,
Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланцев кончины -
Милыми, как нам милы солнца златого лучи!
Равнялись ряды, светлели лица. А эмбатерия гремела уже во всю мощь, сгинул омерзительный голос стрел, затвердели взгляды, и первый раз мелькнула растерянность в черных глазах кемийских зверобогов.
– Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами,
В бой рукопашный вступать между передних бойцов,
В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают;
Труса презренного честь гибнет мгновенно навек!
Давний, страшный напев звучал над проклятой Фимбрийской равниной. Эмбатерия, песня смерти – песня победы. И вот слитно, дружно колыхнулись копья. Загремели медные щиты.
– Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий, Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием!..
– Ахе-е-е-ейцы! Дети мои-и! Братья-я-я! Тяжелый железный крик обрушился словно с самих небес. И похолодел я, узнав голос, который мне никогда не забыть, – голос Атрея Великого.
– Впере-е-е-е-е-е-ед!!!
Вздрогнула земля от первого шага. Вздрогнула, застонала.
– Впере-е-е-е-е-ед! Родные боги с нами-и-и!!! Исчез нелепый человечишка в помятом, залитом вином хитоне. Атрей Великий вел Элладу в бой.
– Добрая слава ахейцев в веках никогда не померкнет, В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!..
В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!
* * *
– Фоас, ты ранен, но... надо подсчитать наших, всех, , кто...
– Нет, брат Диомед, мертвых считать не будем, будем живых считать. Меньше считать придется, брат Диомед...
– Эй, Смуглый, жив?
– Н-ничего, Диомед, по голове навернули... Болит... Полежать бы немножко...
– Холодную повязку, на ноши, в шатер!..
– Не надо ноши, сам дойду. Только спалили мой шатер...
– Тогда в мой. Там поспокойнее будет – без твоих девок!
– Тидид... Я... Я сегодня был хорошим Диомедом?
– Ты всегда был хорошим Диомедом, Эвриал Мекистид! Получше меня – это уж точно.
– Ну чего, Капанид, как твоя... басилиса? Не пропала?
– Хвала богам! Гетайры успели вынести... Давай завтра, как Эвриал очухается, пир устроим. Маленький, для наших только. Вот там я вас и познакомлю. Она такая... такая!..
– Диди-ладо! Дили-дили! Эфиопов мы побили...
– Заткнись, козел! Нашел время!..
На огромной ладони – приметная клювастая птица.
– Держи, Тидид! На память. Ты ведь знал этого Мемшона.
– Мемносе, – вздохнул я. – Впрочем, какая разни-ца?.. Это Гор-Сокол, Лигерон, царский знак из Кеми. Ты его лучше домой отвези, в храме повесишь.
– Держи, держи... Кому он нужен... в храме...
Малыш грустно улыбнулся, покачал головой и ловко накинул мне на шею золотую цепочку. Одной рукой накинул. Вторая висела на повязке, из-под которой все еще сочилась кровь.
Черная. Теперь уже не спутаешь...
Он так и дрался – одной рукой, без щита. В самый решающий миг, когда капризная Ника-Победа все еще выбирала, Пелид все-таки сумел прорваться к золотой колеснице воеводы Ра. Он хорошо запомнил, что надо бить по вождям.
И все равно только к ночи мы скинули их в море. А потом еще пришлось добивать троянцев, не успевших скрыться за стенами.
И снова победа. Но радоваться нет сил. Ни у меня, ни
У Пелида. И Аякс Теламонид грустен – сидит рядом, молчит. Сопит только.
– Антилоха Несторида жалко, – вздохнул Лигерон. – Они с Патроклом дружили. Я скажу, чтобы всех нас похоронили в одном толосе...
Что-то было не так. Совсем не так. И не только потому, что впервые малыша ранили по-настоящему. И тут я понял. Сегодня он назвал меня Тидидом – не «дядей». Тоже впервые. Малыш Лигерон – седой, грузный, широкоплечий, с грязной щетиной на грязном лице – стал взрослым.
– Толос – отставить, – как можно спокойнее проговорил я. – Что за мысли, лавагет? Да возьмем мы эту проклятую Трою! Я возьму! Ты возьмешь! Через неделю, обещаю!..
Покачал седой головой непобедимый Ахилл, не ответил. И Аякс промолчал, только засопел еще пуще.
– Будете тут Данаевых дочерей изображать – в бой не пущу. Вас обоих! – озлился я. – Ясно, герои?
– Калхант мне сказал, – тихо-тихо проговорил малыш. – Рану увидел – сказал... что это – знамение, следующая рана будет смертельной...
Я набрал в грудь побольше воздуха (ничего себе мыслишки!). Не успел.
– А от меня искры летели, Тидид, – прогудел Аякс, головы не поднимая. – Как от камня какого-то, представляешь? Я сперва и не сообразил даже, а после как вспомнил... Может, я уже... не человек?
Зашумела невидимая река, подступила к горлу. И что ответишь, если сам – не на шаг, на волос от пропасти?
...Плещет, плещет...
– И я вспомнил, – внезапно рассмеялся малыш (ох, невесело рассмеялся!). – Тогда на Скиросе – не забыл, Тидид? Представляешь, Аякс, Диомеда за мною прислали, он приехал, глядит – перед ним чудище какое-то. Гидра! А я еще сдуру с его гетайрами сцепился. Тидид меня копьем – а копье как в воду!..
– В воду – это еще ничего, – пробурчал Аякс, – а вот в камень... Ребята, а если я и в самом деле?..
Вода и камень. Лучшие из лучших, герои из героев, двоюродные братья.
Вода и камень...
– Отставить! – выдохнул я. – После взятия Трои объявляю священную игру «телепин». Награда – венец Приама. Наша дружина против микенцев и спартанцев. Teбя, Аякс, ставлю в первую линию, тебя, лавагет, во вторую, с левого крыла. А поэтому приказываю: раны вылечить, новых не получать! Кто такой Телепин, помните?
