Шульгин, презрительно скривив губы, раскурил сигару.
— Я как Раскольников. Страсть мне выяснить хочется, тварь я дрожащая или право имею?
— Взрослый мужик, а дурак дураком. Возьми вон лучше, в рулетку сыграй, — кивнул он на Сашкину пистолетную кобуру. — И быстрее будет, и дешевле.
— Слушай, Дим, не дергай ты меня понапрасну. Вот сделаю я это, и тогда все. Никаких вопросов не останется вроде тех, что Колчак тебе и мы сами друг другу сто раз задавали. Пойду я лучше переодеваться…
— Дело хозяйское. Только поверь мне — ничего ты этим не прояснишь и не докажешь. Ни себе, ни другим. И Наполеон, и Гитлер сколько раз на фронте жизнью рисковали, и что из этого?..
Сегодня адмирал Сеймур, сам не подозревая об этом, собирался внедрить в международное право совершенно новый и плодотворный принцип — война без ее объявления таковой. Принцип, получивший развитие в следующие десятилетия и обретший новое имя — вооруженный конфликт. Удачное изобретение. Можно угробить в боях сотни тысяч человек, а потом объявить это недоразумением или провокацией. Сколько их потом было: КВЖД, Хасан, Халхин-Гол, испанские события 1936–1939 годов и бесчисленные операции второй половины века, Ливан, например, или Фолкленды… Но адмирал Сеймур вздумал быть первым.
И вот наконец он увидел в стереотрубу, окуляры которой любезно повернул к нему командир «Эмперора», бледно-голубые на фоне синего неба силуэты русских кораблей.
Адмирал наизусть знал боевой состав любого флота мира, тут он был профессионалом, и обернулся к своим штабистам с несколько даже удивленным видом. В английском языке отсутствуют аналоги русской ненормативной лексики, но если бы удалось адекватно переложить тон и смысл слов Сеймура, то получилось бы примерно то же самое.
— Вы только посмотрите, джентльмены, позади «Екатерины» тащатся их старые жестянки, «Евстафий» и прочие. Он их что, на буксире за собой ведет?
— Очень похоже, ваше лордство. Обратите внимание, над трубами нет дыма… — почтительно согласился ближайший флаг-офицер.
— Я ожидал чего угодно. Что они по опыту Крымской войны вздумают загородить фарватер старыми кораблями, что под прикрытием минных полей попытаются затеять переговоры. Но выходить в море… Флотом у них командует сумасшедший. Если это действительно воскресший из мертвых Колчак, лучше бы ему оставаться покойником…
— Какие будут приказания, адмирал?
— Какие теперь могут быть приказания! Мы входим на севастопольский рейд и посылаем на берег парламентера…
Вахтенный лейтенант почтительно повернулся к Сеймуру, отводя от глаз бинокль.
— К нам приближается русский дестройер (по тогдашней классификации, эскадренный миноносец, у которого артиллерийское вооружение преобладает над торпедным).
Вахтенному, как всякому нормальному лейтенанту, было интересно все. Он не успел к прошлой войне и сожалел об этом, но сейчас ему посчастливилось попасть в самое начало новой. Он видел вокруг чужое море и чужие корабли, зная при этом, что никто на всем свете не в состоянии противостоять британской морской мощи. Ну что вот этот миноносец, на что он рассчитывает, сигналя своим фонарем сильнейшей сегодня эскадре в мире?
Вспышки «ратьера» были отчетливо видны даже на фоне сверкающего под весенним солнцем неба.
— «Вы приближаетесь к территориальным водам России. Прошу сообщить ваши намерения и имеете ли вы согласие соответствующих властей на посещение Севастополя и иных русских портов?» — прочитал сигнал лейтенант.
— Не отвечать, — коротко бросил Сеймур в окружающую его почтительную пустоту.
— Он пишет еще: «В случае неподтверждения разрешения на посещение русских территориальных вод и портов имею сообщить, что морские силы России примут меры к пресечению нарушения суверенных прав».
— Не отвечать, — повторил лорд Сеймур.
«Беспокойный», сблизившись с головным линкором Британии на десять кабельтовых, переложил руль на правый борт и начал подрезать нос «Эмперору». С верхнего мостика было хорошо видно, что его трехтрубные торпедные аппараты расчехлены и возле них шевелятся матросы, очевидно, готовясь к залпу.
— Боюсь, господин адмирал, что если они сейчас веером сбросят свои девять торпед, то мы не успеем увернуться, — стараясь быть невозмутимо вежливым, сказал командир линкора. Он, в отличие от своего лейтенанта, повоевать успел, причем боевое крещение принял на «Галатее», командуя вторым отрядом легких сил Гарвича, столь блестяще проявившим себя в бою у Доггер-банки.
— Чепуха. Они на это никогда не решатся. Наблюдайте за их броненосцами. Что они думают делать, по-вашему?
— Головной линкор русских ложится на курс сближения. Дистанция семьдесят кабельтовых. В случае торпедной атаки он может поддержать свой эсминец достаточно прицельным огнем. А русские стрелять умеют… — Капитан не добавил: «намного лучше нас», хотя опыт войны показал, что эффективность стрельбы английских кораблей при Доггер-банке составила один процент попаданий, в Ютландском сражении — немногим более двух процентов, а броненосного отряда Черноморского флота в бою у мыса Сарыч — более двадцати процентов.
— Чепуха! То, о чем вы говорили, было семь лет назад. Сейчас там просто некому уметь… Дайте предупредительный выстрел из носового каземата по курсу дестройера.
В это время «Генерал Алексеев» начал поворот к норду, одновременно обозначая намерение возвращаться в Севастополь и выходя на пересечение курса британского отряда.
152-миллиметровый снаряд левого бакового орудия «Эмперора», сопровождаемый верещанием сорванных направляющих поясков, пошел к «Беспокойному».
Первый выстрел сражения, знаменующего наступление новой эры, был сделан. Вообще двадцатый век прославился отчего-то именно выстрелами, которые резко меняли ход истории. Торпедные выстрелы японских эсминцев на рейде Порт-Артура, выстрел Гаврилы Принципа, выстрел «Авроры», выстрелы эсэсовцев Науйокса в Гляйвице, выстрел неизвестной пушки в Майниле, начавший советско-финскую войну… Можно вспомнить и другие. Но вот этот был по-своему особенный.
«Беспокойный», своевременно (движение ствола боковой шестидюймовки) увидев сорвавшееся с левого среза английского линкора белое облачко, резко положил руль влево и включил машины враздрай: правая — полный вперед, левая — полный назад. Поэтому снаряд вспенил высокий фонтан далеко в стороне.
«Ваш курс ведет к опасности!» — мигнул на прощание англичанам его сигнальный фонарь.
— Вот и все, — удовлетворенно буркнул в снежно-белую бороду адмирал Сеймур. — Наполеон был прав: бог на стороне больших батальонов. Сейчас они начнут отход под прикрытие береговых батарей. Однако я все равно не понимаю, зачем они вытащили в море свои никчемные старые броненосцы?
