Далее Тиссерон рассуждает так: возможен вариант, что Франсуа не был посвящен в тайну и/или ни о чем не догадывался. Но Тиссерон предполагает: Франсуа отлично знал тайну своего происхождения и хотел с помощью материального сокровища указать своим сыновьям дорогу к нематериальной тайне. Людовик XIV был прозван «Король-Солнце» (le Roi Soleil). Выражения Франсуа – «полуденное солнце» (soleil de midi), «из Света зародится Свет» – чуть ли не открыто изобличают присутствие Людовика как отца, родителя. И все же Тинтин, который (разбираясь с градусами долготы) переправил «Гринвич» на «Париж», а, докапываясь до истинного смысла исправленных координат, переправил «планету» на «карту», упускает подлинную тайну «Единорога», увлекшись поисками сокровища. Герой попался на ту же уловку, которую древние египтяне заготовили египтологам, зная, что однажды чужаки вторгнутся в гробницы, – на фокус с подложной или двойной погребальной камерой.
Но это еще не все. Под полом Муленсара имеется еще одна тайная комната. А точнее, параллельная тайная гробница или подземелье, затерянные в реальном мире. Бабушка Эрже, Мари Девинь, служила горничной в замке, довольно похожем на Муленсар, – в поместье графини Эррембо де Дудзееле в Шомон-Жисту, деревне в тридцати кило метрах от Брюсселя. В 1882 году незамужняя Мари родила близнецов Леона и Алексиса (в будущем – дядю и отца Эрже соответственно). Отец мальчиков официально не объявил о себе и ничем не помогал Мари. На следующий год графиня принудила Мари заключить фиктивный брак с садовником замка Филиппом Реми, дабы тот числился официальным «отцом» близнецов. «Супруги» даже не жили под одним кровом, а вскоре Мари снова была покинута: Филипп взял расчет и уехал. Впрочем, графиня хорошо заботилась об Алексисе и Леоне: ее стараниями они всегда были красиво одеты и получили прекрасное образование, совсем как юные аристократы. Но когда близнецам исполнилось четырнадцать лет, графиня внезапно к ним охладела: их выставили из шато, обрекли на поиски заработка и скромное существование мелких буржуа в мире снаружи замковых стен.
Обо всем этом Эрже вплоть до своей смерти в 1983 году если и рассказывал, то только своим родным и близким. Лишь после его кончины информация получила огласку. Тогда-то биографы Эрже задали очевидный вопрос: кто же настоящий отец Алексиса и Леона? Но отыскать разгадку так и не удалось, выяснилось лишь, что этот человек «часто заглядывал в замок». Так можно было сказать и об аристократе, и о посыльном торговца. В шато графини часто гостил сам король.
Что ж, подлинное имя отца вряд ли когда-нибудь выяснится. Но биографы выведали: семья Реми (сохранившая фамилию садовника – все, что он им оставил) предпочитала версию своего аристократического или даже, чем черт не шутит, королевского происхождения. «Я тебе не скажу, кто наш дед, – а то еще зазнаешься», – как-то объявил Эрже своему кузену, если верить биографии Эрве Спрингела (1987). Год спустя Тьерри Смолдерен и Пьер Стерк в своей книге приписали эту фразу Алексису и Леону, которые говорили своим детям (обратите внимание на несколько иную формулировку, достойную Дюпона и Дюпонна): «Мы вам не скажем, кто был ваш дед, – а то еще зазнаетесь». Теперь, зная историю семьи, как мы можем абстрагироваться от этих сведений, когда мы вспоминаем, что Тинтин во всех «Приключениях» потихоньку симпатизирует особам королевской крови? И как не расслышать отзвуки этой истории во всех эпизодах, когда Тинтин находит дом для очередного брошенного ребенка? В «Голубом лотосе» он пристраивает осиротевшего Чаня в дом Ван Чэнь Йе, в «Храме Солнца» хлопочет, чтобы уличного оборвыша Соррино радушно встретили в храме инков, в «Изумруде Кастафиоре» возвращает цыганочку Мярку в ее семью (а капитан «усыновляет» все семейство). В «Акулах Красного моря» капитан оказывается на месте графини Эррембо де Дудзееле: когда Абдулла, сын арабского монарха, объявляется в Муленсаре в качестве нежелательного гостя, Хэддок скрепя сердце оказывает ему гостеприимство, пока в нем есть необходимость. Дюпон и Дюпонн, близнецы (впрочем, близнецы ли? Разве из их фамилий не явствует, что у них два «отца»?), вновь и вновь становятся посмешищем (отмечает Тиссерон) из-за своей неуместной одежды. Точнее, они пытаются одеться «уместно»: в Китае – в китайские национальные костюмы, в Швейцарии – в швейцарские. Когда Садуль спросил, чем навеяны образы Дюпона и Дюпонна, Эрже с ходу рассказал об Алексисе и Леоне, описал их усы и шляпы-котелки. А затем – странное дело! – заявил, что не вспоминал отца и дядю, когда придумывал сыщиков. Однако их напыщенные речи в сочетании с вечным перевиранием слов – явный признак того, что они стесняются своей малообразованности и проявляют снобизм, порожденный низкой самооценкой, разве нет? Как не подметить в «Приключениях Тинтина» отголоски реального изгнания близнецов из замка – сцены, которые разыгрываются вновь и вновь? Индейцев изгоняют с земли их предков, Алькасара и эмира – из их дворцов; Хэддок смещен узурпатором и выброшен со своего собственного корабля, совсем как д’Адок. Та же самая шайка, которая выдворила Хэддока в «Крабе с золотыми клешнями», позднее, в «Акулах Красного моря», ссаживает его с изящной «Шехерезады» на грязную «Рамону». И капитан повторяет судьбу Алексиса с Леоном: поневоле перебирается в более скромное жилище.
«Этот человек часто заглядывал в замок»: отношения хозяина с гостем – пожалуй, самая эффективная пружина сюжета в творчестве Эрже. Отношения в лучших случаях непростые, в худших – просто катастрофические. В предыстории «Отколотого уха» племя арумбайя «со всем радушием» приняло экспедицию Уокера и разрешило разбить лагерь на своей земле. Но когда обнаруживается, что толмач экспедиции украл священный алмаз, арумбайя выслеживают путешественников и убивают. В «Скипетре короля Оттокара» заезжий сфрагист Алембик обласкан принимающей стороной и даже допущен в сокровенную Палату Сокровищ; но затем он крадет королевский скипетр, и его бросают в тюрьму. В «Тинтине и пикаросах» отношения между правящим режимом Сан-Теодороса и его гостями Тинтином, Хэддоком и Лакмусом портятся вконец: «холодный цинизм» гостей даже бичуют по телевизору перед всей страной. Подобный разрыв отношений – классический сюжетный ход: с тех самых пор, как Лаий (будущий отец Эдипа), нарушил законы гостеприимства в доме Пелопа, изнасиловав сына хозяина, этот мотив позволял писателям нагнетать драматизм. Загляните в шекспировского «Макбета» и обратите особое внимание на вскрик Макдуфа, обнаружившего, что король Дункан убит хозяином дома («О ужас, ужас, ужас!»). А какие слова выкрикивает колдун племени бабаоро’м в «Тинтине в Конго», притворно «обнаружив», что голова священного идола разбита? «Ужас, святотатство!» Вспомним, как король Лир с многочисленной свитой приезжает погостить в замок Реганы («Разве тебе требуется столько слуг? – все время спрашивает Регана отца. – Может, ты вообще без слуг обойдешься?»), и тут же раскроем «Изумруд Кастафиоре», где дива, приехав без приглашения в Муленсар со своей свитой, говорит: «У нас не было необходимости звонить», а Хэддок восклицает: «“Мы”? Не может быть, чтобы вас было больше одной штуки!» Запросто может быть.
