В «Приключениях Тинтина» мотив раздоров между хозяевами и гостями всплывает снова и снова, на самых разных уровнях. В Африке Тинтин принимает гостеприимство пигмеев за агрессию, а в Америке агрессию краснокожих – за гостеприимство. В «Рейсе 714» Тинтин, Хэддок и Лакмус поневоле гостят у Ласло Каррейдаса на борту его сверхзвукового лайнера, а в разных томах оказывают вынужденное гостеприимство вульгарному, невоспитанному Серафину Лампиону: тот снова и снова заявляется в Муленсар и даже поселяет там всю свою семью. В «Голубом лотосе» Тинтин (после усыпления хлороформом и похищения) просыпается в доме Ван Чэнь Йе и считает себя пленником, а оказывается почетным гостем (правда, хозяин первым делом приносит нижайшие извинения за подобный способ «заполучить гостя»). В «Деле Лакмуса» в отеле города Шоход все наоборот: Тинтина и капитана встречают как почетных гостей, но на деле они пленники полицейского государства («Давайте поговорим о поистине отменном гостеприимстве этой чудесной страны», – говорит Тинтин Хэддоку по внутреннему гостиничному телефону, прекрасно сознавая, что линия прослушивается). В том же томе отношения между хозяевами и гостями показаны на примере посольства Бордюрии в Ролле, где дипломаты, пользуясь своим статусом, похищают ученого (Лакмуса), причем позднее власти Бордюрии заявят, что «пригласили» профессора. То же самое – в «Голубом лотосе» на территории Международного сеттльмента в Шанхае: шеф полиции вынужден то и дело вести переговоры с оккупационной армией, которая взяла его территорию в кольцо. Посольства и концессии – официальные плацдармы гостей в той или иной державе. Трения между хозяевами и гостями наблюдаются даже в сильдавийском ресторане в городе, частично напоминающем Брюссель («Скипетр короля Оттокара»): Тинтину, гостю гостей, вручают «пословицу» – рекомендацию не совать нос в чужие дела. «Мы не скоро увидим его снова!» – хихикает официант после того, как шокирует Тинтина сообщением, что кушанье – из собачьего мяса (и прежде чем обнаруживает, что Снежок разгромил ресторанную кухню). Спустя несколько дней Тинтин читает буклет турагенства, где подчеркивается гостеприимство сильдавийцев; должно быть, бордюрцы тоже прочли буклет, неверно поняли и решили обосноваться в Сильдавии. «Приглашение? Вы хотите сказать: “Вторжение”!» – бурчит капитан, когда в «Тинтине и пикаросах» репортеры спрашивают его о событиях «Изумруда Кастафиоре» (визите певицы в Муленсар). Капитан никого не приглашал, кроме цыган – этих вечных непрошенных гостей. Кстати, цыгане уехали не попрощавшись, но их догнали и принудили остаться. «Человек, который часто заглядывал в замок». Некий гость графини Эррембо де Дудзееле, дворянин – возможно, сам король – зачал Алексиса и Леона, но отказался их признать: такова история, которую семья Реми прятала, словно зарытое в земле сокровище, предмет гордости и стыда одновременно. Такова и история, которую Эрже превратил в параллельную версию и припрятал среди свитков, сокровищ и кирпичей замка в «Тайне “Единорога”». Такова же история, которую Франсуа записал между строк своих документов и писем, но недостаточно разборчиво: он-то – незаконный сын, а его потомки, подобно людям Баб-эль-Эра, неграмотны. В «Сокровище Красного Ракхэма» эту историю одним махом раскапывают и снова скрывают: Людовик XIV, le Roi Soleil, исчезает, едва проявившись, прячется на свету, в лучах полуденного солнца.
Следующая история – дилогия «Семь хрустальных шаров» и «Храм Солнца» – вроде бы уводит в совершенно другую сторону. Но на самом деле фокусник просто отвлекает ваше внимание. Тинтин приезжает в «замок предков», где ныне, после их плавания к могиле «Единорога» на дне морском, проживает капитан. Прежде чем Тинтина впускают, он дожидается под эмблемой дофина (причем над гербом – надо же! – имеется еще один барельеф – мальчики-близнецы). Ранее, в поезде, Тинтин читает о другом вторжении в могилу – в гробницу инков, причем попутчик, читающий заметку через его плечо, замечает: «Гости-археологи повели себя по-хамски!» Хозяева, перуанцы, разделяют это мнение и приезжают в гости в Европу («заглядывают», присоединившись к артистам мюзик-холла), чтобы отомстить. Лакмус, в начале книги разыскивающий некую гробницу праевропейцев, наказан за то, что по нечаянности облачился в королевские одежды: его похищают и приводят в храм, который по воле инков должен стать его могилой. Тинтин и Хэддок отправляются на выручку, пробираются в храм через погребальную камеру («комнату мертвецов», как называет ее Соррино), которая (мотив повторяется!) находится под водой. Героев держат в плену, но обращаются с ними как с почетными гостями. Чьим именем действуют инки? Чье наследство обязывает к подобным действиям? Это солнечный бог, «властелин-звезда», – иначе говоря, le Roi Soleil, который в ключевой момент сам себе устраивает «солнечное затмение». Одна и та же история повторяется вновь и вновь. Гробница все-таки была праевропейской. А тайна снова скрыта в имени и «пересажена» на другой континент, чтобы заговорить зубы искателям – отвлечь от факта, что тайна все время находилась у них под самым носом, у них же дома. Тайна в доме, тайна под домом, тайна и есть дом.
Философ Гастон Башляр полагал: дом – единственная структура, интегрирующая все мысли, воспоминания и мечты человечества. В своей чудесной книге «Поэтика пространства» (1957) Башляр несколько раз употребляет понятие «зловещее» (нем. unheimlich), которое ввел Фрейд, основываясь на новеллах Гофмана. Башляр указывает, что противоположности сливаются: «зловещее» – на деле самое что ни на есть «домашнее» (heimlich), уютное, то, что нам странно знакомо[17]. Тинтин, как и Башляр, интересуется архитектурой. В «Деле Лакмуса» Тинтин и капитан добираются до дома профессора Тополино. Пока Хэддок звонит в дверь, Тинтин идет осмотреть задворки. «Вернись! В доме кто-то есть!» – кричит Хэддок… дверь распахивается… И Хэддок с изумлением видит перед собой Тинтина. Затем оба крадутся по комнатам, точно египтологи в пирамиде, шарахаясь от самых обычных вещей: радиоприемника, пылесоса, метел и ведер. Спустившись в подвал, они находят законного владельца дома низведенным до «трюмного пассажира» – Тополино, связанный, стал пленником в собственном доме. В «Семи хрустальных шарах» специалист по доколумбийским культурам Таррагон тоже становится пленником в собственном доме: Таррагон (последний член экспедиции в Перу, еще не погруженный в транс), живет под охраной вооруженных полицейских, не смеет даже нос наружу высунуть. Тинтин инспектирует дом Таррагона, расспрашивая о дверях и окнах. Тинтин, Хэддок и Лакмус остаются там ночевать, и все поголовно видят сон с совершенно гофмановским сюжетом: инкская мумия забирается внутрь через окно. Проснувшись, герои бродят по лестничной клетке на цыпочках и снова пугаются обыкновенных вещей – ковров, комнатных растений в горшках. Но посетитель, погружающий своих жертв в транс, уже удалился через дымоход и, хотя меткий выстрел заставил его помедлить, все-таки сбегает – через садовую беседку, мини-дом на краю усадьбы, открытый на две стороны, – внутрь и вовне. Предварительно посетитель надевает путы на душу Таррагона и тело Лакмуса. В «Рейсе 714» Аллан глумливо напевает: «Дом, милый дом», запирая героев в старом японском бункере. В «Изумруде Кастафиоре» дом капитана превращается в бункер, в котором хозяин вынужден затвориться, чтобы пересидеть бесконечные волны вторжений – нашествия нежелательных гостей («Как вы сюда вошли?» – дважды спрашивает он певицу, не считаясь с этикетом). Действие всей книги разворачивается в радиусе не более чем километра от кресла Хэддока. Чтобы написать эту историю, Эрже был вынужден изготовить макет дома. Для Эрже шато Муленсар становится этаким музыкальным инструментом: автор словно бы бьет по клавишам, выстраивая модулированные сцены, перемещаясь с лестницы к окнам, от окон – на чердак и снова на лестницу. Кстати, а почему в «Изумруде» не упоминаются подвальные помещения? Да потому, что тайна, которую прятали в подвале, перенесена наверх, в главный усадебный дом и выставлена на обозрение в «Морской галерее», все еще оставаясь сокрытой. Весь дом превратился в огромную погребальную камеру. Внимательно вслушайтесь в жалобный вскрик профессора Лакмуса: «В этом доме от меня все скрыто!» «Именно в этом доме от меня все скрыто», – подразумевает Лакмус. Хэддок, как прежде Таррагон и другие участники экспедиции, лежит у себя в спальне – в спальне хозяина шато – и, измученный кошмарами, беспокойно ворочается во сне.
