Ну и обычное дело. Болгарские ПКМы, битые и целые. Румынские винтовки ПСЛ — на вид как СВД, но на деле дерьмо дерьмом. Один Тигр — в свое время Саддам закупил несколько тысяч охотничьих Тигров — та же самая СВД, только гражданского вида. Пакистанские и румынские ДШК, две крупнокалиберные снайперские винтовки — иранская и китайская. Обе разбиты. Обычный набор бандитской группы в пустыне.
Генерал Рафикат прибыл на кавалькаде черных бронированных Субурбанов, с личным экспортом из Республиканской Гвардии. На головной машине — прямо из окна, как в колонне боевиков развевался флаг Мухабаррата — черное знамя, как у джихадистов с надписью белым на арабском «Суд грядет!». Генерал Рафикат, лет пятьдесят, коренастый, как почти все иракцы, он был похож на наркобарона, благодаря офицерским черным усам а-ля Саддам и черным очкам Рей-Бан, которые он не снимал даже в помещении. Тем не менее — мужик он был хороший дельный. При Саддаме — его призвали и бросили в мясорубку, на ирано-иракский фронт, в район Кербелы. Спустя некоторые время, он угодил под трибунал: когда командир полка приказ отступать, он при всех назвал его трусом и свиньей, а потом наставил пулемет и приказал сдать оружие. О трибунале — узнал Саддам и приказал доставить к нему смелого солдата, а после разговора — Рафикат поступил в офицерское училище. Застал он самый конец войны, сражался во время Бури в пустыне, потом — вышел в отставку. Американцы, когда собирали новую армию — вынуждены были поступиться некоторыми принципами — и так, Рафикат снова оказался в армии. Всех баасистов выгнали — а на Рафиката не было, что он был баасистом, к тому же — восемь лет он был гражданским. В числе прочих — он окончил краткосрочные офицерские курсы, а затем — более длительные, уже в военной академии. За его спиной — Сирия, и Мосул — когда исламисты взяли город, зачищал его именно он. Он носил полную форму с погонами, югославский десятимиллиметровый хромированный пистолет в парадной кобуре и поперек груди — автомат Мр7. Охрана не прикрывала его спереди — как он однажды сказал — что спереди, я сам вижу…
Народа собралось достаточно, я был в первых рядах. Гвардейцы — подогнали машину прямо к импровизированной трибуне, генерал Рафикат сделал несколько шагов по ступенькам, и оказался на трибуне, сурово блестя очками. Что-то сказал одному из холуев — и тот помчался к трофеям. Второй — протянул мегафон…
— Мужчины! Воины! — хрипло крикнул генерал Рафикат — я один из вас! Я бедуин! Помните ли вы меня!
Он и в самом деле был бедуином. Правда — только наполовину, а здесь это очень важный нюанс. На Востоке не любят полукровок. Поэтому, толпа зашумела сдержанно, а старики хранили гордое молчание…
— Я пришел, чтобы выразить восхищение храбрыми воинами, которые остановили злобного и коварного врага и не дали ему скрыться!
И снова — сдержанный шум. Я могу сказать, что думают сейчас бедуины — они ни за и ни против. Пока они ждут…
— Вы хотите знать правду! Правда в том, что все мы, сыновья этой земли, и все — хотим ей добра, хотим процветания нашего народа! Десять лет прошло с тех пор, как мы разбили и выгнали американских солдат, это верблюжье отродье, этих сыновей псов и шакалов со своей земли! Это сделали мы, мужчины и воины!
На сей раз — толпа согласно взревела. Уход отсюда американцев… хотя они не были разбиты в бою, они просто поняли, что пока они тут, они мишени — с каждым годом представляется иракцам все более и более блестящей победой. И верно, скоро это станет аналогом нашего Девятого мая. Нельзя сказать, что оснований нет совсем. Американцы были настолько уверены в своей скорой победе, что у них даже не было желания договариваться с кем-то из местных, они пришли сюда всерьез и надолго. А через три года — генерал Дэвид Петреус сидел за одним столом с шейхами самых отмороженных племен и спрашивал, сколько им надо платить за то, чтобы их мужчины перестали зарабатывать подкладыванием бомб на дороге и ночными обстрелами американских баз. Он даже не понимал что в этот момент, его просто презирали: если бы он, как Саддам открыл огонь химическими снарядами по непокорным селениям или приказал бы вбить кому-нибудь в голову гвоздь — его бы ненавидели, но в то же время и уважали. А через шесть лет — американцы тихо и незаметно ушли в Кувейт по той же дороге, по которой пришли, имея в своем багаже пять тысяч убитых, тридцать тысяч раненых и искалеченных, затраты, сопоставимые с годовым бюджетом своей страны, вновь приобретенного смертельного врага и полное разочарование в себе самих и своей возможности строить будущее. Надо знать американцев, чтобы понимать как тяжело психологически им воспринимать то, что будущим они не управляют и построить его не могут. Просто потому, что банды козопасов — оказались сильнее их. Вот и все. А вот мы — здесь надолго. И многие, в том числе и я — согласно кричим вместе с иракцами, приветствуя их победу. Нам она понятна. У нас уже такая была.
Тем временем — генерал Рафикат насупился, поднял над головой тубус Стингера.[18] Так, со стреляным тубус в руках и продолжил.
— Но есть подонки и негодяи, которые продают свою страну! Есть те, кто продал свою страну за пачку денег и чужой паспорт! И они среди нас!
Раздался ропот
— Смотрите! На этой трубе — американские буквы! Американские собаки дали это оружие предателям для того, чтобы они убивали им нас! Не найдя способа убить нас в честном бою, американские собаки и жиды решили стравить нас друг с другом!
Снова ропот, кое-где — и согласные крики
— Я предупреждаю всех, кто имеет дела с американцами и жидами, что за такое преступление положена суровая кара! Тот, кто будет стрелять в солдат, будет убит, его дом будет взорван, а его семья изгнана из страны! Тот, кто будет иметь дело с жидами, клянусь Аллахом будет повешен как собака, его дом будет взорван, а всю его семью и весь его род так же постигнет кара!
Неплохо. Американцы — вдруг превратились в жидов. То бишь евреев, которые тут — все равно, что Сатана. Определенно иракцы начинают учиться…
— Тот, кто берет в руки американское оружие, чтобы убивать правоверных — тот продает не только свою страну! Тот продает ислам, предает Аллаха Всевышнего и становится одним из кяфиров!
Кто-то тронул меня за рукав — оказалось, Павел Константинович. Осунувшийся от недосыпа, в арабской клетчатой куфие…
— Поехали, нечего тут делать…
Стараясь не привлекать внимания, мы выбрались из толпы — уходить во время выступления крайней невежливо, но я стоял на самом краю, не заметили. На углу, подальше от заведенной толпы — стоял ЛандКруизер с заведенным двигателем. Мы забрались в машину, я тут же открыл холодильник, нашел что искал — банку Ред Булла, энергетика. Открыл и присосался — а то щас свалюсь…
