Но девка уже огляделась, оправила сарафан, потом стремительным движением перекрестилась и пала на колени.
— Не пужайтесь, барыня! — звонким девичьим голосом проговорила пришелица, — Выслушайте!
Аленка отступила на шаг назад.
— Ну? Ты кто вообще?
— Полешка я. Так зовут, — девушка, все еще стоя на коленях, отвесила Аленке поясной поклон, — Послание у меня для вас. От Государя Российского, от Царя Русского!
— Чего? — Аленка ощущала себя так, как будто она видит какой-то дурной сон, — От кого послание? Тебя Павел прислал?
Девка снова перекрестилась:
— Не он, барыня. Павел — самозванец. Двойник! Злодей, истинного Государя умучавший!
— Это без комментариев, — усмехнулась Аленка, — Значит тебя послал Малой? Уверена, что не Михаил. Вот этот бы скорее прислал блядь из французского борделя, а не крестьяночку, вроде тебя. А других царей я не знаю…
— А я не знаю тех, о ком вы толкуете, барыня, — снова поклонилась Полешка, на этот раз не так низко, — Да только Царь настоящий у нас один. И не хазарин, не Буланович. Наш царь — настоящий, русский! Рюрикович!
— Так, стоп, — потребовала Аленка, — Что ты несешь? Во-первых, встань, пожалуйста. На коленях передо мной валяться незачем.
Аленка решительно взяла Полешку за плечи и поставила её на ноги. Девка оказалась ниже Аленки на голову, еще и кривой в плечах.
— Хорошо, Полешка, — констатировала Аленка, — Давай теперь свое послание от Царя.
Девка достала из-под сарафана самый настоящий свиток и сунула его Аленке. Свиток вроде был из обычной тетрадной бумаги, но свернут был профессионально, как будто его сворачивал средневековый монах-книгочей.
Аленка развернула бумагу и узрела латынь. Причем латынь крайне древнюю и паршивую, да еще и криво написанную. Тем не менее, Аленке вполне хватило школьных знаний, чтобы прочитать послание:
«Госпожа моя!
Вам наверное интересно, как я вас нашёл? Тут все просто. Я учуял вас. Вашу мощь, вашу кровь, ваше родство со мной! Мы с вами похожи. Вы знаете, в чем. А уж какой вы оставляете за собой след гавваха!
Проще говоря — признаю вас достойной. Предлагаю стать моей женой и союзником.
Истинный Царь Русский, Дмитрий Рюрикович»
Глава 125 — Регуляризация Ложи
«Масонский Храм — главное помещение ложи, где происходят собрания, на которые допускаются лишь высшие градусы.
Ритуальный Зал — помещение, используемое для более обыденных обрядов, туда могут быть допущены даже низкие градусы, но посторонних туда не пускают никогда.
Ритуальные Залы бывают Большими или Малыми, но все они хорошо охраняются, в том числе магическими методами, так что профану доступ в такие помещения строго запрещен…»
Владимир Соловьев, «История русского масонства»
5 сентября
9:45
Российская Империя, Царское село
Малый Ритуальный Зал в Колонистском парке
Баронесса Мария Нагибина стояла с завязанными глазами, потом князь Золоченков взял баронессу за руку и повел вперед.
Золоченков был гидрой Петербурга, главой всех консервативных масонов в крупнейшем городе Империи и окружавшей город губернии. Князю по слухам было уже лет сто, рука у него была старческой и сухой, Маша ощущала вздувшиеся вены на ладони Золоченкова.
Князь шел твердо и почти неслышно, но длинные каблуки Маши застучали по каменному полу. Баронесса уже успела сто раз проклясть эти каблуки, стоять на них было тяжело, ходить, да еще с завязанными глазами — еще труднее. Еще Маша мысленно обругала сложный масонский ритуал, из-за которого она уже торчала здесь больше часа, свою кошмарную брачную ночь, из-за которой она не выспалась, и даже князя Золоченкова, просто за то, что он старый дед, и держать его за руку неприятно.
Маша была готова на любые жертвы ради власти, но приносить эти жертвы, естественно, не любила. А сейчас власть у Маши вдобавок еще и отбирали — князь Внутрянов официально сделает её Великим Тираном консервативной регулярной ложи, а значит ложа баронессы перестанет быть дикой, и Маша будет вынуждена подчиняться Внутрянову, согласовывать с ним каждый свой чих.
Это было погано, Маша мысленно ругалась самыми страшными словами с самого начала ритуала посвящения, впрочем, никак внешне не выдавая своей ненависти. Ибо для посвящения Маши в этом Зале собрались самые влиятельные консерваторы Петербурга и губернии — серьезные люди, расположение которых много значило.
Кроме того, избежать ритуала было нельзя — если бы Маша отказал Внутрянову, Внутрянов бы её вероятно просто убил. Князь был не тем человеком, с которым можно ссориться, тем более не тем человеком, которому можно перечить. Внутрянов — не только глава всех консерваторов Империи, но еще и Тайный Советник, министр по делам купечества.
Вообще для парии вроде Головиной это был взлет, причем стремительный. Ни один её предок раньше не становился главой регулярной ложи, отец Маши возглавлял дикую Псковскую ложу, настолько мелкую, что на неё даже Внутрянов плевал. Хотя обычно князь не терпел диких неподотчетных лож и такие ложи решительно или уничтожал, или подчинял себе.
При этом Маша отлично отдавала себе отчет, что своим взлетом она обязана Саше Нагибину. Если бы не Нагибин — люди Внутрянова бы вероятнее просто разгромили Машину самопальную ложу, а саму Машу убили, перед этим изнасиловав. Внутрянов так вроде уже делал с масонами какой-то мелкой Сибирской ложи, которая позволила себе функционировать без его княжеского дозволения.
Но Саша Нагибин был нужен Внутрянову, так что Машу князь решил не карать, а просто подчинить себе. Маша вполне сознавала, что ей повезло, вот только её злости это не уменьшало. Она не любила, когда её контролируют, тем более когда это делают больные ублюдки типа Внутрянова.
Выспалась Маша плохо, виной чему был её клятый муженек, превративший первую брачную ночь в сущий кошмар, так что поспала девушка у себя в поместье часа три, и еще час в самолете. Поэтому Маша сегодня выглядела довольно погано, что заставило девушку нанести утром на лицо тонны косметики, призванной скрыть бледность и круги под глазами.
Поскольку ложа Маши была лицейской, то оделась баронесса для ритуала инициации в черный лицейский мундир. Еще она надела короткую юбку, подпоясанную
