нрав, утомительная, въедливая метода общения и высокая мера злопамятности. Но… мне меньше всего хотелось бы угрожать или как-то давить, и чрезвычайно приятно, что обстоятельства дела это позволяют.
– Ха, я уже убе…
– Минутку, – Незваный Гость поднял руку, – будьте любезны не перебивать. Вот скажите, почему, по какой причине вам вообще не хочется нам помочь? Я имею ввиду – наиболее общие основания?
– Мой Бог! Вот это вопрос!
– Нет, в самом деле? Боитесь связываться?
– И это – тоже. Но, кроме того, я, как видите, несколько повзрослел и более не считаю измену своей стране очень… очень похвальным занятием.
– О-о-о, месье, оказывается, патриот? – Голос его звучал даже не слишком насмешливо. – То есть, говоря иными словами, вам неприятна мысль о том, что вы можете принести вред своей стране и претит сотрудничество с ее врагами?
– Не философствуйте. Противнее философствующего шпиона только философствующий алкоголик.
– Вы забыли про философствующего следователя. Зря, между прочим, забыли. Нет, вы ответьте. Это, видите ли, входит в мои инструкции. Мы вам сильно не нравимся?
– Да. Вы мне не нравитесь.
– Я не буду вспоминать даже, – опять-таки в соответствии с данными мне инструкциями, – что против денег наших вы никогда не возражали. Я просто-напросто уполномочен сообщить вам, что в данном случае никаким интересам Прекрасной Франции не будет нанесено никакого вреда.
– О, да! – Саркастически воскликнул предприниматель. – Разумеется, сплошное благо!
– Как ни удивительно, но обстоятельства складываются именно таким образом, правда, не скрою, это произошло совершенно случайно. Нам не нужны никакие сведения военного, технического, политического или коммерческого характера. Более того, – нас не интересует никакая информация. Не предполагается также какое-либо воздействие на ситуацию во Франции или в области ее жизненных интересов. И, тем более, не планируется никаких диверсий.
– О, разумеется! Чисто благотворительная акция.
– Нет, – гость пожал плечами, – не благотворительная. Но и против каких-либо интересов Франции она тоже не направлена.
– Тогда позвольте поинтересоваться, почему таким безобидным и благим делом занимается ваше уважаемое ведомство?
Незваный Гость поднял брови в несколько преувеличенном удивлении:
– Какое ведомство? О чем вы, мсье? Я, вообще говоря, просто-напросто работник консульства и в данный момент не занимаюсь деятельностью, которая может быть осуждена по какому-либо французскому закону.
– Хорошо, – с подчеркнутым терпением проговорил хозяин, – почему именно ведомство, с которым я в свое время имел неосторожность заключить договор. Где здесь дьявольские рога?
– Предрассудки, – непонятно ответил гость, – предрассудки и предубеждение. На этот раз чистой воды, совершенно непонятное предубеждение против нашей страны. А нам всего-то и нужно разместить заказ на одну работу. Мы бы с удовольствием заплатили бы за ее выполнение хорошие деньги, мсье. Очень хорошие деньги, но… Не что иное, как предубеждение.
– И какого характера работа?
– Вычисления чрезвычайно большого объема и такой структуры, которая не позволяет обойтись мощностью вычислительного устройства меньшей определенного порога.
– Военные расчеты, разумеется?
– Я мог бы нахамить и сказать, что это не ваше дело, но в данном исключительном случае я уполномочен дать заверения, что вычисления носят характер исключительно невоенный и с разработкой военной техники не связанный. Во всяком случае, – непосредственно. И это – правда.
– Только не говорите мне…
– Увы! Дело обстоит именно так.
– Речь идет о миллиарде операций?
– Совершенно верно.
– И точно так же совершенно невозможно.
– Придется постараться.
– Это угроза?
– Как вам будет угодно. Но, во всяком случае, – не только угроза.
– Вы намекаете на то, что мне положена моя морковка?
– Вам и… тем, кто согласится помочь.
– Не могу сказать, чтобы прежде вы проявляли какую-нибудь исключительную щедрость.
– Мы не давали слишком много, но вы не будете спорить, что мы давали каждый раз достаточно. То, чего по-настоящему не хватало. И еще – вовремя. Не говоря уж об услугах, которые бывали подороже любых денег… Нет-нет, вы вспомните, вспомните!
– И все совершенно бескорыстно.
– Да, то, что вы перестали фабриковать туалетную воду, и перешли на инфузорную землю – сначала, а потом на особо-чистые вообще – потом, мы считали, да, расчитывали, что это некогда может оказаться… соответствующим нашим интересам. Но ведь и вашим интересам тоже, мсье Груши… Кстати, – хорошо еще, что не Даву…
– А вы злопамятны.
– Просто тренированная память.
– Таким образом, насколько я понял, на этот раз планируется проявить большую щедрость?
– А вы настойчивы.
– Просто тренированная привычка к определенности. Итак?
– Любые разумные суммы.
– А вот это как раз и называется неопределенностью.
"Араго" пожал плечами.
– Существуют суммы, которые выдадут любого адресата так же верно, как тавро на лбу. А вам знакомо наше умение давать незаметно.
– Мсье.
– Да!?
– Не соблаговолите ли снять шляпу? Все равно не похожи ни на ковбоя, ни на шерифа, ни на мафиозо тридцатых годов.
– Что?! А, – он покрутил головой и тихонько засмеялся, – вы не самый легкий партнер по переговорам, генерал-маршал. На редкость тяжелый характер.
И – снял. Так и есть. Аккуратная, с четкими границами, бледная плешь на пол-головы, в форме приблизительного ромба.
Через две недели в загородном доме куратора всех работ по проекту "Мультиграмма" (и фактического отца этого проекта) появился дальний родственник. Это был низкорослый, чрезвычайно подвижный субъект того средиземноморского типа, к которому с равной вероятностью мог бы принадлежать грек, каталонец, уроженец южной Италии, гасконец – да и вообще кто угодно, вплоть до турка, араба или какой-то турецко-арабской помеси. Впрочем, судя по льстиво-неотвязной манере добиваться своего, умолять, льстить, клянчить, судя по тому, что он вообще обратился с такой просьбой к исчезающе-дальней родне, – а это вовсе не принято во Франции и считается почти неприличным, – он, скорее всего,
