вчера, немного вяленой оленины и домашний сыр. От солений гордо отказываюсь, у всех в деревне их полно. Иду сначала до Кондрата, он ближе. Бабуля сказала, что отец его сидит, пока суда не было, но средней тяжести ему грозит, как рецидивисту, лет пять. Пырнул кого-то по пьяни из дружков.
— Толян! Ну тебя откормили! И морда толстая и вырос с меня ростом! — обрадовался мне Кондрат. — Чё? Поперли тебя, или на каникулы?
— На каникулы, — усмехнулся я. — А ты куда собрался?
— В гости, и вот тут ты вовремя! Тебя сильно не хватает! К Ритке Баранниковой приехали подружки на Новый Год из института, звали сегодня в гости! Похаб уже там должен быть!
— Она же страшная! — вспоминаю я девчонку на три года нас старше, которая поступила в институт в Ростове на ветеринара. — Я столько не выпью, да и с собой всего бутылка конины. А родители что скажут её?
— Бля, Штыба, ты как скажешь! Столько не выпью! — ржет Кондрат. — Она страшная, а подружки симпатичные. У Ритки только бабушка, если ты не помнишь, и то старая, а дом у них большой.
— Ну не знаю, — напиваться мне не хочется, а придётся. Знаю я этих симпатичных, у Кондрата вообще вкуса нет.
— Похаб винища принесёт, уже принёс, он там, пошли! — уговаривает друг.
— Да пошли, — решаюсь я.
Чего ломаться? Всегда уйти могу. Могу, да не могу. Когда пришли в гости я и вправду обнаружил аж трёх разбитных подружек разной степени симпатичности, но кроме них и притихшего Похаба, была и пара парней, лет двадцати пяти, причём не наших деревенских. По причине их более взрослого вида, девочки уделяли им всё внимание, что и расстроило моего толстого друга. А пили они его вино, что не могло расстраивать его ещё больше. Я даже доставать ничего не стал, у меня, правда, спросили:
— Что там в сумке?
— Котлеты, — честно отвечаю я.
Народ заржал, а зря. Котлеты, скажу, забегая вперёд, ушли на ура! Но не у Ритки.
Видя, что нам ничего не обломится, кроме, может, как подраться, идём к Кондрату, жалея об оставленном вине.
Втроём посидели душевно. Похаб нигде не работает и не учится, а занимается здоровьем, подробности не рассказывает, что-то с внутренностями, сказал мимоходом. Но я помню, что он перестройку не пережил.
— Молоток, что здоровьем занялся! Если нужны деньги, скажи, я подкину, — хлопаю по плечу толстяка.
— Да забей, — морщится он.
— Да! Я тоже подкину! — пьяно говорит Кондрат. — Мне Алексей Алексеевич за декабрь двести пятьдесят выдал!
Беру на заметку, как будут деньги, году так в девяностом, заставить его обследоваться по полной.
А вот новый год прошёл у меня скучно, во-первых, бабуля приболела, вроде насморк, а старый человек, и я переживал, и во-вторых, отец накирялся ещё с утра. Сижу, смотрю телевизор в одиночку. Батя спит на диване, бабушка в своей комнате, тоже спит. Никому я не мешаю. Днём посмотрел фильм «Два гусара», потом были про международные соревнования «Дружба-84», подводились итоги, какая-то передача про цирк, далее — «С новым годом, товарищи!», поздравление советскому народу, сейчас идёт новогодний огонёк по первому каналу и классическая музыка по второму! Ничего против неё не имею, но слушать буду только под дулом пистолета. Никаких «Ироний судьбы» чего-то нет в программе! Смотрю программу на понедельник, то есть уже на сегодня: кубинский фильм «Учитель», разве что посмотреть. Венгерские фильмы мне не понравились, может кубинский зайдёт? Мысль ворочается в голове, — «Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и каратэ». Стоп! Пистолет ТТ. Тульский Токарев. В моей взрослой памяти всплыло событие о том, как в следующем году летом пацанва найдёт пистолет.
В конце нашей улицы, ближе к спуску к реке есть разобранный грузовичок, без колёс, но с рулём и кабиной. Это привлекало внимание детворы, да я и сам по-малолетству лазил по этой машине сто раз, воображая себя шофёром. Короче, детворе он нравился, и в то, что в нём нашли пистолет, не верилось, ведь более худшее место для клада не найти, дети там всё излазили! Однако пистолет нашли уже в восемьдесят пятом, летом. Нашли под сиденьем, которое хоть и разодрали и изрезали, как хотели, но не поднимали. Чей-то пытливый детский ум решил снять сидушку для своих надобностей. Восторги были такие громкие, что две женщины, идущие к реке, сразу поняли, что нашли что-то очень ценное.
Быстро одеваюсь и, взяв фонарь отца и инструмент, иду в конец улицы. Машина стоит, слегка припорошённая снегом, он выпал под вечер, и, скорее всего, уже завтра растает под солнцем. Пытаюсь понять, как открутить болты сиденья, жалея, что не прихватил ломик. Можно и утром этим заняться, но палевно, кругом дома. С трудом откручиваю два болта и отгибаю сиденье вверх, не откручивая ещё два. Дури хватает. Подсвечиваю фонарём и вижу сверток из брезента! Вытащил его с трудом, примёрз он. Разворачивать не стал, сунул в сумку с инструментом. Захотелось отлить, не стал себя сдерживать.
— Пацан, ты что там делаешь? — раздался грубый, хриплый голос за спиной.
Не оборачиваясь, поведал на удивление трезвому в новогоднюю ночь дяде Коле, соседу, что я делаю в данный момент.
— А что дома не сидишь? Новый Год же? — продолжал пытать он меня.
— Так Новый Год же! — говорю я, — Сейчас к друзьям иду.
Иду мимо за каким-то лешим вышедшего во двор соседа по улице. Хотя знамо за каким, сейчас пойдёт через дорогу к замужней шалаве лет сорока, у той видно муж сегодня на смене.
«А не его ли ствол»? — размышляю я.
И решаю, что вряд ли, ведь ненадёжное насквозь место, а вот если кто будет искать пропажу, то дядь Коля про меня может и вспомнить. Но эту проблему откладываю в дальний сектор мозга. А потом и вовсе решаю, что нет хозяина. Пистолет старый, хоть и в хорошем состоянии, в смазке, разобранный до винтика. Патронов всего семь, но, вроде, столько там, в обойме, и было. Я собрать не могу, не умею, да и не стал пытаться. Завернул всё в тряпку и засунул в свой тайник под полом. Понятно, что если будут обыск делать, тайник вскроют, но случайно на него не наткнуться. От возбуждения проснулся аппетит, а мне ещё идти к Кондрату в гости. Я обещал. Набираю еды, в основном мясо, и иду к другу.
— О, с Новым Годом! Наливай! — радушно предлагает он, завидев меня.
А я понимаю, что пришёл не вовремя — рядом
