Загремел засов, заскрипела раскрываемая дощатая дверь. Михась зажмурился, чтобы защитить глаза от хлынувшего в землянку дневного света и иметь потом возможность сразу же разглядеть вошедшего тюремщика, оценить его боевые качества и принять решение на прорыв. Дверь захлопнулась. Михась открыл глаза. Он имел преимущество перед вошедшим, поскольку у того глаза должны были какое-то время привыкать к царящему в землянке полумраку. Однако дружинник тут же вновь зажмурился и тряхнул головой, пытаясь прогнать сновидение и проснуться. Но когда он вновь поднял веки, сновидение никуда не исчезло. Перед ним стояла Анюта в роскошном платье.
– Не надо меня атаковать, Михась, – до боли знакомым голосом произнесла девушка. – Я понимаю, что пока слепа, а ты наверняка зажмуривался!
– Анюта… Так ты – не во сне? – еле выговорил Михась.
– Я наяву. Я и раньше была наяву, когда приходила тебя лечить, а ты бредил.
– Как ты здесь оказалась, среди врагов? Ты в опасности?
– Нет, я в безопасности. Враги принимают меня за свою.
– Но почему они принимают тебя за свою?
– Долго рассказывать! Сейчас нет времени. Я должна сообщить тебе нечто чрезвычайно важное!
Она словно гипнотизировала дружинника своим глубоким вкрадчивым голосом.
– Говори! – прошептал потрясенный и совершено сбитый с толку Михась.
Он подспудно уже много лет чувствовал свою вину перед этой девушкой. За то, что не ответил на ее любовь, и в особенности за то, что не смог оказать ей помощь, о которой она умоляла сквозь закрытую вратную решетку московского кремля. С годами это чувство притупилось, но сейчас, при виде Анюты, оно вспыхнуло в честной и бесхитростной душе дружинника с новой силой. Хотя Катька, конечно же, рассказала Михасю о сумасшедшей девушке с его беретом на голове, которую они, спасаясь от нашествия крымцев на Москву, подобрали на дороге, и которая затем куда-то улизнула. Сестра-особница еще и заставила его написать рапорт об Анюте. Кстати, а Катька тоже являлась ему наяву? Михась уже хотел было спросить об этом Анюту, но почему-то прикусил язык.
– Мне удалось разузнать, – продолжала Анюта. – Что король не собирается просить за тебя выкуп, поскольку ты – очень опасный противник. Но и просто так казнить тебя он не намерен. Они придумали другое: устроить публичный поединок между тобой и тем гусарским офицером, который взял тебя в плен. Гусар победит тебя – одного из главных русских героев, отбивших штурм города, и дух королевского войска, подорванный неудачным штурмом, воспрянет вновь! Вот такую изощренную казнь они тебе замыслили. Для этого тебя и лечили!
Михасю как-то в голову не пришел вопрос: а зачем враги, собственно, заботились о его здоровье? Вылечили – ну и дураки! Он им задаст теперь жару! Но Анюта все объяснила.
– Этот гусар – лучший фехтовальщик в Европе, – голос Анюты звучал жестко, как смертный приговор. – Даже ты, Михась, не сможешь одолеть его на дуэли.
– Не хвались, на рать едучи… – пожав плечами, начал было произносить народную пословицу Михась.
Уж он-то знал, что на всякого лихого бойца рано или поздно найдется еще более лихой боец.
Но Анюта его перебила:
– Нет времени для споров и пересудов! Я тебя не пугать пришла, а помочь! Тот гусар давно за тобой охотился, наблюдал исподволь твою манеру боя во время сшибок под стенами. А ты его приемов не ведаешь. Так вот, я тебя научу, как его победить, поскольку множество его дуэлей повидала. Да и самой мне с ним в учебном поединке фехтовать доводилось. Победишь – король Стефан Баторий тебя отпустит. Он привержен по мелочи красивым жестам в духе рыцарства сказочного. В серьезном деле, он, конечно, не станет дурью маяться, но одного человечка-то отпустит с легкостью, чтобы про него потом, как про короля Артура, баллады складывали. Подобное в Европе он уже не единожды демонстрировал восторженной публике, поскольку свою силу чуял, все сражения выигрывал, и получил прозвище Непобедимого рыцаря Стефана.
Анюта сделала паузу, пристально посмотрела в глаза дружиннику. Михась ответил ей прежним прямым и открытым взглядом. Он ей верил! Вздохнув с облегчением, девушка перешла к самому главному:
– Я перед поединком от своих щедрот объявлю награду победителю – ларец с драгоценностями. Тебя отпустят с честью, оружие вернут, с коим тебя в плен взяли. И мою награду, ларец, унесешь. В ларце – богатства несметные, все, что мне собрать удалось, пока я волею судьбы на чужбине маялась, врагам втираясь в доверие. Богатство это – мой долг Родине. Только прежде, чем научу тебя, как победить польского рыцаря, дай мне слово твердое, что передашь ларец из рук в руки князю Шуйскому. Пусть он при тебе его раскроет сам и увидит, как русская девушка – сирота деревенская, свою родину любит, и какое богатство на общее дело борьбы с врагом жертвует!
– Да ты что, Анюта, – Михась от возмущения подскочил, ударившись головой о низкий земляной потолок. – Ты что ж, могла подумать, что я дар твой себе заберу?
– Коли так – то тем более, поклянись передать ларец из рук в руки князю, что б он сам его открыл, и перейдем к делу! – твердо заявила Анюта. – А то мне уже исчезать пора. Страж, мной подкупленный, лишь на полчаса дать свидание с тобой согласился. Вот-вот уж к тебе маркиз фон Гауфт заявится, чтобы волю королевскую объявить.
Михась, запинаясь, и почему-то шепелявя, произнес:
– Клянусь передать твой ларец из рук в руки князю Шуйскому, чтобы он при мне его раскрыл, и увидел, как любит родину деревенская девушка Анюта.
Услышав клятву дружинника, Анюта встала в фехтовальную стойку:
– Я покажу тебе, как наверняка одолеть гусара. Мне хорошо известны его фехтовальные приемы, манера вести поединок. Смотри и запоминай! Первую атаку он начнет сразу, без разведки, с очень длинного демонстративного выпада в грудь, но на конце – перевод в бедро. Затем пируэт, уход и рубящий наотмашь…
Анюта сопровождала свои слова жестами, обозначающими движения фехтовальщика. Все, что она говорила и показывала, намертво запечатлевалось в памяти Михася. По изяществу и оригинальности продемонстрированных комбинаций он сразу же понял, что ему предстоит схлестнуться действительно с большим мастером. В душе дружинник вынужден был признать, что если бы не рассказ Анюты, ему действительно пришлось бы туго, и на пару-тройку обманок он бы, пожалуй, купился. Впрочем, достаточно было бы и одной.
– Все запомнил? – Анюта пристально взглянула на Михася.
Глаза ее, прежде голубые, казались совсем черными, наверное, из-за стоявшего в землянке полумрака. А может быть, Михась просто забыл цвет Анютиных глаз.
– Запомнил, – кивнул дружинник.
