Аш шагнула вперед. Лязг брони, которого она, привыкнув, почти не замечала, в тесной комнатушке показался очень громким. Женщина вскочила на ноги и попятилась, заслонившись одеялом.
— Подожди, — Аш остановилась и успокаивающе заговорила: — Я не обижу тебя, Аделиза. Аделиза, я тебя не обижу.
— Не верится! — пробормотала Виоланта, снова укутывая плечи старухи одеялом. Аделиза рассеянно задрала рубаху, обнажив дряблый живот и почесывая заросший седыми волосами лобок. Ее бедра, живот и груди оказались покрытыми сетью тонких белых шрамов и царапин. Виоланта поправила одеяло, проговорив что-то на своем неразборчивом карфагенском .
— Она сказала — Аделиза боится, когда много людей и когда видит оружие. — Фарис наконец поднялась с пола. — Девочка права. Аделиза мало сталкивалась с людьми, кроме моего отца Леофрика и тех мужчин, с которыми он ее сводил. Она никогда не видела много людей сразу.
Аш вглядывалась в лицо Аделизы, скрытое тенью. «Неужели я на нее похожа?» Тяжелая челюсть и припухшие веки: не понять, старуха или просто обрюзгшая пожилая женщина, но в неопределенной пухлости щек видится младенческая наивность.
Ее скрутил приступ всепоглощающей жалости, к которой примешивалось отвращение.
— Христос! — воскликнула Аш. — Она же умственно отсталая! note 106 Точно!
Одеяло на груди Аделизы шевельнулось. Аш разглядела что-то прячущееся в складках шерстяной материи и тут же ощутила наполняющий комнату слабый запах: крысы. Виоланта опять неразборчиво забормотала.
— Что?
Фарис подобрала валявшееся на полу одеяло и закуталась в него. Ее дыхание виднелось у губ белыми облачками.
— Она говорит, имей уважение к ее матери.
— К ее матери?
— Виоланта — тебе родная сестра. И племянница в то же время. Мой отец Леофрик свел с матерью одного из наших братьев. Одна из их детей — Виоланта. Я привела с собой еще двух мальчиков.
— О Христос милосердный, зачем! — вырвалось у Аш. Фарис не отозвалась. У Аш хватило времени подивиться: сказалось бы, должно быть легко понимать человека, так похожего на тебя». Затем она услышала вопрос:
— Зачем ты здесь?
— Что?
— Зачем ты сюда пришла? — резко повторила Фарис. За прошедшие несколько часов она нашла возможность вымыть лицо и руки; в трепещущем свете лампады кожа казалась очень бледной. Темноглазая светлокожая женщина с волосами, едва прикрывающими мочки ушей, она говорила голосом, охрипшим после долгого допроса:
— Зачем? Меня теперь казнят? Или дадут время до завтра? Ты пришла объявить мне приговор вашей герцогини?
— Нет, — ответила Аш, растерянно тряхнув головой и притворяясь, что не замечает надрыва в голосе Фарис. — Я пришла повидаться с матерью.
Она не собиралась этого говорить, она и себе-то в этом не признавалась. Руки вдруг похолодели. Аш сняла стальные перчатки, снова застегнула пряжки и повесила их на эфес меча, потом, царапая пол оковкой ножен, пересекла комнату и остановилась перед Аделизой.
— Она меня не узнает, — проговорила Аш.
— Она и меня не узнает, — усмехнулась Фарнс. — Ты надеялась, что она признает в тебе свою дочь?
Аш помедлила с ответом, опустилась перед Аделизой на корточки, чувствуя исходящий от ее кожи запах мочи и молока. Случайное движение руки Аделизы заставило ее вскочить, отработанным боевым движением сжав рукоять кинжала.
Аделиза потянулась к ней, погладила пальцем кожу сапог и подняла глаза.
— Не бойся, не бойся…
— Иисусе! — Аш провела ладонью по лицу. Ладонь стала мокрой.
Короткошерстый крысенок выбрался на плечо старухи. Аделиза тут же забыла про все на свете, неуклюже лаская его толстыми пальцами. Зверек лизал ее шею.
— Да, — отозвалась наконец Аш, отводя взгляд и отступая так, чтобы оказаться лицом к лицу с Фарис. — Да, я думала, она меня узнает. Если я ее дочь, она должна меня узнать. И я должна почувствовать, что она моя мать.
Фарис осторожно взяла руку Аш и сжала ее пальцы в своих, таких же холодных и ничем не отличающихся.
— Скольких же она родила?
— Я смотрела в записях, — Фарис не отнимала руки. — Первые пятнадцать лет она выносила по ребенку в год, потом еще три раза.
— Господи! Я готова радоваться, что бесплодна. — Она бросила короткий взгляд на Фарис и невнятно договорила: — Почти…
Еще одна крыса — в смутном освещении не разобрать цвета шкурки, но Аш была почти уверена, что это Лизун — взбежала по руке Аделизы. Та склонила голову набок, давая зверьку пощекотать усами ее щеку. На Аш она больше не смотрела.
— А она вообще понимает, что рожала детей?
Фарис ощетинилась.
— Понимает, конечно! Она по ним скучает. Ей нравятся маленькие теплые существа. Только, по-моему, она не понимает, что младенцы вырастают. Их у нее всегда отнимали сразу после родов и отдавали кормилицам, так что она не видела, как они превращаются в мужчин и женщин.
Аш тупо переспросила:
— Кормилицам?
— Если бы она сама выкармливала, это помешало бы новому зачатию, — пояснила Фарис. — Она рожала восемнадцать раз. Виоланта — предпоследняя. Виоланта не слышит каменного голема.
— А ты слышишь, — резко сказала Аш.
— Слышу. Все еще слышу. — Визиготка вздохнула. — Никто из детей Аделизы не оказался… удачным… кроме меня. И тебя, разумеется. — Она нахмурилась, и Аш снова подумала: «И я тоже выгляжу старше, когда хмурюсь?» Потом Фарис продолжала: — Наш отец Леофрик теперь задумывается, скольких еще он выбраковал слишком рано. Зато он оставил все потомство Леовигилда и ребенка Аделизы, родившегося этой весной. У нас осталось в живых двое братьев и еще одна сестра.
Аш сообразила, что так сжимает руку Фарис, что той, должно быть, больно, и смущенно уставилась в пол. Она дышала часто, словно после бега, и в груди жгло.
— Черти траханые, ну, не доходит до меня! — Она подняла взгляд на лицо Фарис, подумала: «Ей лет девятнадцать-двадцать, как и мне» и удивилась, с какой стати визиготка вдруг показалась ей такой юной.
— Значит, и двадцати лет не понадобится до следующей Фарис, — размышляла вслух Аш. Ее голос тускло звучал в холодной комнате. — Не будь сейчас Леофрик безумней мартовского зайца, и поверь Гелимер хоть наполовину в его рассказ о Диких Машинах… Может, если они как следует разберутся в том, что имеют, вторая ты появится через несколько месяцев: к весне или к лету.
Фарис возразила:
— Могу сказать тебе, что сделал бы лорд Гелимер, если бы поверил в Дикие Машины. Он счел бы их за более совершенную форму каменного голема, решил бы, что эти мудрые голоса войны посоветуют ему, как распространить империю на все цивилизованные земли. И он попытался бы построить новые каменные големы и вывести новых Фарис, чтобы иметь десятки machina rei militaris вместо одной.
