Австро-венгр чуть замешкался, поздно сообразив, что с каской в щель он не пролезет, но наконец-то над полом появилась его макушка, потом и вся голова в противогазе. Увидев Мазурова, сидящего всего в метре от него, он судорожно попробовал вытащить еще и ружье, но не успел бы это сделать, пусть даже оно и не застряло. Глаза их встретились, и через стекло противогаза австро-венгр прочитал, что его ждет. Он оцепенел на какую-то секунду, рука его все пыталась протолкнуть в щель ружье, а над поверхностью даже появился ствол, когда Мазуров нажал на курок, предварительно поставив автомат в режим одиночных выстрелов.
Левая стеклянная глазница разлетелась в куски, превращая все, что находилось под ней, в кровавое месиво. Крови почти не выступило. Вся она осталась под противогазом, лишь по краям испачкав разбитую глазницу. Голова австро-венгра дернулась назад, ударилась в транспортер, потом поникла, тело обмякло, и если бы транспортер не двигался, то оно свалилось бы вниз, но тот продолжал вытягивать его на поверхность. У австро-венгра согнулись ноги, стали елозить по краям щели. Шершавый бетон разорвал на коленях брюки, а потом принялся и за сами колени, стерев их чуть ли не до костей, так что когда тело вывалилось на пол, оно было так изуродовано, будто над ним потрудился опытный палач.
Это было обычное убийство. Расстрел безоружного человека.
На полу стало натекать кровавое пятно, струйки крови добежали до щели и закапали вниз.
У Мазурова было противно на душе, когда он смотрел на мертвого австро-венгра.
Нечестно все это.
Но ведь время рыцарских поединков миновало даже раньше, чем исчезли сами рыцари в красивых и блестящих доспехах, и только пилоты аэропланов в воздушных поединках следовали каким-то правилам, которые никто из них не писал, но отчего-то каждый из них верил, что они существуют. Должны существовать.
Его выстрел услышали внизу. Австро-венгры наверняка догадались, какая участь постигла их товарища, сгрудились возле транспортера за какими-нибудь укрытиями, чтобы их не достали сверху, и стали обстреливать щель из ружей. Какие-то пули рикошетили от транспортера, падали обратно, другие бились в потолок, но Мазурова они достать не могли.
«Вряд ли они полезут еще, а если и полезут, то не сейчас. Придумают что-нибудь».
Он подумал, что сам бы предпринял в подобной ситуации. Наверное, пустился бы наутек, подальше от транспортера, потому что в щель могут запустить гранату, но то же самое могли сделать и те, кто находился внизу, поэтому Мазуров внимательно следил за тем, что выносят со склада зажимы.
Будь он менее внимательным, то наверняка бы упустил из виду, что на одном из зажимов лежала граната, да и до времени, когда она должна взорваться, остались секунды.
Рука его дернулась к гранате сама, еще до того, как мозг сумел проанализировать увиденное и дать команду телу. Он сорвал гранату с зажима, обмирая от мысли, что она сейчас взорвется, бросил ее вниз, откатился в сторону, чтобы увернуться от пуль. Те его не задели, только выбили дробь на потолке и осыпали бетонной крошкой.
Рвануло спустя секунду, а может, и раньше, но, видимо, граната попала на следующий зажим, потому что взрыв произошел под самым потолком, времени-то было достаточно, чтобы она упала на пол.
Он почувствовал этот взрыв своим телом, услышал, как осколки бьются о потолок, визжат, врезаясь в стены, разбрасывают в разные стороны пустые ящики и людей. На такой высоте над полом у них должно быть чудовищное поражение. От них нигде не укрыться, и все, кто был на складе, получили свою порцию осколков. Мазуров знал, что слишком долго тянул и чуть не попался в ловушку, подстроенную для него австро-венграми. Так нельзя больше поступать.
Транспортер протащился еще несколько сантиметров по инерции, заскрипел и замер. Из щели появился разорванный край. Осколки, видимо, еще и сломали двигатель.
Австро-венгры стояли слишком близко к транспортеру, и после взрыва от многих из них остались лишь куски мяса, разорванные куски, по которым не сразу и поймешь, что это именно человеческие останки.
Мазурова от такой картины передернуло, поначалу он хотел бросить в щель еще одну гранату, но передумал, услышав, что внизу кто-то стонет от боли. Судя по звукам, раненый пробовал ползти, размазывая по бетону свою и чужую кровь. Совсем бесчеловечно было бы бросать туда гранату и добивать этого несчастного. Итак, Мазуров за сегодня совершил столько преступлений, что его душа никогда не попадет в рай, а если сам он попадет в плен к противнику, то они не должны с ним церемониться, и единственное, что его ждет, — смерть. Вряд ли легкая — от пули, скорее, на виселице.
Все снаряды, что они переправили со склада, были уже на верхнем этаже. Теперь им будет чем отражать внешнюю атаку. Она должна вот-вот начаться. Штурмовики были в форте уже почти час. Вряд ли австро-венграм понадобится больше времени, чтобы поднять по команде ближайшую часть и отправить ее на вызволение гарнизона форта.
«Останьтесь здесь», — приказал Мазуров.
Он не стал пояснять, что штурмовики должны следить за тем, чтобы через эту щель не выбрались австро-венгры. Все и без знаков понятно.
«Взрывайте все к чертям», — показывал Мазуров штурмовикам, проходя по этажу, и слышал, как за его спиной содрогаются стены, рушатся лестничные перекрытия, погребая под собой австро-венгров.
Жаль, что ему так и не удалось справиться с их сопротивлением, но и то, что удалось, казалось чудом, и вышло так только оттого, что напали они неожиданно. Австро-венгры не ожидали их, и пока штурмовики высаживались, вышибали двери и травили гарнизон ипритом, противник просто спал, а когда он пришел в себя — было уже поздно.
Становилось страшно от мысли, сколько сейчас на нижнем этаже задохнувшихся. Ведь иприт просочился туда и задушил их гораздо быстрее, чем они успели воспользоваться противогазами. Горы так и не проснувшихся мертвецов. Не дай господь увидеть это зрелище наяву, да и в кошмарном сне — тоже.
Мазуров не имел возможности выстроить своих людей и подсчитать, сколько их осталось, но выходило, что безвозвратные потери — убитые и тяжелораненые — составляли не менее сотни человек. Половине из тех двух сотен, что еще были в строю, он приказал отражать атаки австро-венгров. Те наверняка, когда придут в себя, попробуют опять вырваться из ловушки, подорвут ли пол в нескольких местах, соорудят ли приставные лестницы — кто их знает? Но спокойной жизни от них ждать не приходилось. Они явно активизируются, когда узнают, что подошла помощь и русские сами оказались в ловушке.
Остальные полезли наверх. Штурмовики занимали позиции за огневыми точками и в орудийных башнях.
