теме концерта.
Я заметил, как вздрагивали его пальцы – словно проигрывали мелодию на гитаре.
Снежин хмыкнул.
– Сойдёт, – сказал он. – Что ещё?
Михаил Андреевич выдвинул предназначенный для посетителей кабинета стул, уселся на него – не согнал меня со своего места. Я поводил взглядом по стене: исследовал на ней трещины, изучил едва заметные пятна на красном знамени. Память буквально засыпала меня «предложениями». Но большинство текстов показались мне скучными и неинтересными. А те композиции, что я хотел бы исполнить, лишь очень отдалённо соответствовали заявленной теме. Я перебирал выданный памятью плейлист. Отметал те позиции, где упоминалась лишь школа – не учителя. Браковал и такие песни, которые в советской школе точно не одобрят. Не обращал внимания на совсем уж скучные вещицы. Увидел, что Снежин вынул из пачки сигарету, вертел её в руке, посыпая столешницу табачной крошкой.
– Как насчёт… «С Днём учителя»? – предложил я.
– Это что такое? – спросил Полковник. – Не помню такого. Что-то новое? Подробнее.
Я задумался.
– Ну, как вам сказать…
Не обнаружил в памяти имена авторов песни и дату её создания. Но извлёк её текст и мелодию. И вспомнил, когда и где я исполнял эту песню в своём пока не наступившем прошлом.
Начало припева уже вертелось на языке. Я кашлянул, сделал глубокий вдох. Почувствовал покалывание в лишённых доступа к струнам пальцах. Сжал кулаки, положил их перед собой на столешницу.
Пропел:
– Учителя, для нас вы – свет в окошке, свет знаний, свет ума и теплоты…
– Стоп! – скомандовал Полковник.
Повторил команду жестом, бросил сигарету, вскочил со стула.
Я замолчал. Запрокинул голову, взглянул на лицо директора школы. Поправил очки.
– Под музыку, – сказал Снежин.
Он прошёлся по кабинету – принёс гитару, вручил её мне.
Я погладил струны, взглянул на часы.
– Михаил Андреевич, скоро начнётся урок.
Полковник на секунду задумался.
– У тебя сейчас что? – сказал он. – По расписанию. Литература? Ведь так?
Я кивнул.
– Замечательно, – сказал Снежин. – Пропустишь. Я всё объясню Галине Николаевне. Вечером. Не переживай.
Михаил Андреевич уселся на стул, забросил ногу на ногу – продемонстрировал мне ярко-красные носки. Словно нехотя, он вернул сигарету в пачку. Махнул рукой.
– Слушаю тебя, Крылов, – сказал директор школы.
Полковник откинулся на спинку стула – посмотрел мне в глаза. Гитара царапнула мои подушечки пальцев и послушно выдала первые ноты.
Задребезжал школьный звонок. На его зов не среагировал ни я, но Михаил Андреевич. Снежин сложил на груди руки. Я наигрывал вступление – дождался, пока звонок стихнет.
И лишь тогда запел:
– Мы любим вас, родные ваши лица…
Полковник прикрыл глаза. Он внимательно и с интересом прислушивался к звучанию моего голоса – я понял, что слова песни Михаил Андреевич слышал впервые. Но начало музыкальной композиции явно произвело на него хорошее впечатление – как и качество моего исполнения. Я выдерживал тональность, вытягивал ноты. А память нашёптывала мне, что в это самое время в «прошлое» четвёртое сентября Снежка поздравила Алину Волкову с днём рождения. Я будто наяву снова услышал слова Галины Николаевны. Подумал: «Она поздравит Алину и сейчас. Наверное». Пел об учителях. И прикидывал: «Присоединятся ли ученики десятого „А“ класса к поздравительным словам классной руководительницы – теперь, после моей песни? Или они вновь проигнорируют день рождения своей одноклассницы?»
* * *
Я не помнил о том, что Полковник был любителем музыки и пения. В своих воспоминаниях не нашёл даже намёков на эти увлечения Михаила Андреевича Снежина. Потому что раньше не интересовался личностью директора школы – она никогда не привлекала к себе моё внимание. Да и сталкивался я в прошлом со Снежкиным мужем нечасто – разговаривал с ним и вовсе лишь трижды. Если я и представлял до сегодняшнего дня образ Полковника, то не иначе как в виде эдакого «солдафона» (в соответствии с его прозвищем). Хотя и знал (как оказалось), что директор первой общеобразовательной школы Рудогорска уволился по состоянию здоровья в запас не в звании полковника – капитаном.
Михаил Андреевич выслушал предложенную мной для выступления на концерте песню. После пары секунд размышлений одобрил её – сделал запись об этом в своих бумагах. Он заботливо поднёс мне стакан воды. И тут же велел спеть две другие, предложенные для развлечения учителей композиции – будто надеялся, что я его удивлю и их исполнением. Я исполнил просьбу Полковника. Хотя мои натруженные пальцы уже молили о пощаде. Не разочаровал Михаила Андреевича – «Некогда стареть учителям» и «Ваши глаза» директор тоже пометил в записях. И тут же забросал меня «околомузыкальными» вопросами, будто я был не учеником десятого класса его школы, а заезжим музыкантом.
В процессе бесед с Полковником я задумался: почему вдруг согласился на предложение выступить на концерте. Отметил, что угроза вызвать «на ковёр» мою маму вызывала у меня лишь ироничную улыбку (пусть и понимал, что маму подобный вызов расстроит). Я всё ещё не воспринимал всерьёз ни предостережения учителей, ни саму учёбу в школе (особенно с учётом предстоявшего мне переезда в Первомайск). Но на шантаж Снежина я поддался – будто действительно испугался. Я слушал рассуждения Михаила Андреевича о деградации современной эстрадной музыки («сравни её, Крылов, с песнями конца шестидесятых, начала семидесятых годов»). И вдруг сообразил: в прошлой жизни я ни разу не пел со сцены.
Музыкой я увлёкся, уже усевшись в инвалидное кресло (спасибо сыну за «Гибсон»). Тогда и обнаружил в себе талант к музицированию. Был ли он у меня уже в школьные годы – тогда не представлял. Потому что не прикасался к гитарам (с целью извлечь из их струн ноты) ни в институте, ни позже – до круто изменившей мою жизнь аварии. Лежавший сейчас у меня дома музыкальный инструмент в прошлый раз так и не дождался моего внимания. Но теперь, решил я, его время пришло. Я прикинул: а не взобраться мне на сцену теперь? Ведь мои школьные увлечения изменились: я сейчас бренчал на гитаре, а не записывал мелким почерком в ученических тетрадях «шедевр» (так и не увидевший свет роман о «вечных ценностях»).
Звонок на перемену заставил и меня, и Полковника печально вздохнуть.
– Что у тебя сейчас? – спросил Михаил Андреевич.
– Физика.
Снежин покачал головой.
– Ступай на урок, Иван, – сказал он.
Я послушно покинул директорское место.
– Не забудь, – сказал Полковник. – В понедельник репетиция. Явка обязательна. Для тебя.
Я кивнул.
– Не забуду.
Попрощался с Михаилом Андреевичем (пожал ему руку, чего не делал никогда прежде). Мазнул прощальным взглядом по гитаре; покинул директорский кабинет. И уже в коридоре подумал о том, как
