Тишина в ответ – мертвая, страшная. Но вот чей-то голос, неуверенный, хриплый:
– Родичи, братья мы все необорного в битвах Геракла.
Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!
Откликнулись! Сперва негромко, недружно, растерянными слабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:
– Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,
Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов,
Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланцев кончины –
Милыми, как нам милы солнца златого лучи!
Равнялись ряды, светлели лица. А эмбатерия гремела уже во всю мощь – над белой пустыней, над ненавистным серым туманом. Замер Океан, затаился, даже ветер стих. И уже не безумная толпа – войско стояло ровными шеренгами у заледенелых кораблей.
– Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами,
В бой рукопашный вступать между передних бойцов,
В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают;
Труса презренного честь гибнет мгновенно навек!
Давний, страшный напев звучал над седым Океаном. Эмбатерия, песня Смерти – песня победы. И в первый раз я по-настоящему поверил, что выжившие – выживут.
– Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий,
Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием!..
– По корабля-я-ям! Земля уже близко! По корабля-я-я-ям!
Ударили в лед эмбаты – с треском, с грохотом. И кинулось прочь, в ледяную даль, не нашедшее поживы Безумие.
– Добрая слава ахейцев в веках никогда не померкнет,
В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!..
В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!
* * *
К вечеру лед остался позади. А еще через два поворота клепсидры впередсмотрящий на «фесте» увидел вдали серое неровное пятнышко...
– Встречай нас, даль океанская,
Туманом серым встречай!
Найдем страну мы счастливую,
Там, за кромкой земли!
В стране той небо безоблачно,
Царит там Век Золотой,
Там горя нет, даже смерти нет,
Там мы счастье найдем!
ЭПОД
На этот раз никто не кричал «Земля!», никто не прыгал в воду с черных бортов, не спешил прижаться лицом к зеленой свежей траве. Медленно, грузно, один за другим, мы шли по сходням, неуверенно пробовали ногами серый песок и только затем, словно все еще не веря, трогали пальцами долгожданную твердь, смотрели на солнце, даже не щурясь, не прикрывая глаза ладонью.
...Безлюдный пустой берег, опушка зеленого леса – и мы, слишком усталые, чтобы радоваться.
Я присел на теплую землю, сорвал травинку, вонзился в стебель зубами. Сейчас бы закричать, завыть, завопить от восторга... Но только шепот из горла.
– Ну что, Минос Идоменей, курет критский? Дошли?
Минос, наследник Миносов, сидит рядом – и тоже травинка в руке. Улыбается.
– Посмотри, Диомед! Туда, в море!
Меньше всего хочется оборачиваться. Будь ты проклят, серый туман!..
...Нет больше тумана. Знакомая винноцветная гладь, белокрылые чайки в голубом прозрачном небе, маленький островок вдали.
– Там Эллада! – смешно морщит нос критянин. – Всего полдня пути, Тидид! Понимаешь?
Понимаю. Мы прорвали плоть Номоса. Прогрызли. Пробили лбами. Нет больше Океана, только знакомое, такое родное море, только белокрылые чайки...
– А я как чувствовал! – смеется Любимчик, падая рядом с нами на траву. – Вчера воды океанской набрал...
– Зачем? – поражаюсь я.
– Ну... не знаю даже, – Одиссей моргает, недоуменно чешет затылок. – А вдруг это... пригодится?
Рухнул хохот с небес. Рухнул, бросил нас на землю, протащил по пахучей траве.
– П-пригодится! Ты слышал, да? Пригодится, а? Ну, Любимчик, ну, учудил!..
И вот уже хохочет весь берег, и оживают лица, живыми становятся глаза, тает лед, сковавший сердца. Серый песок, зелень близких крон, голубое чистое небо...
...Нас встречали. Из-за ближайшего дерева выглядывал черный нос.
– Радуйся! – сказал я носу.
Дернулся нос, вперед подался. Улыбнулась мне серая волчья морда. Улыбнулась, зубы оскалила.
– Р-р-р-ра!..
Я присел рядом, поглядел в лукавые веселые глаза.
...Никогда не думал, что звери могут подмигивать!
– Меня зовут Диомед. А тебя?
– Гр-р-рес! – ответил волк.
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
ЗОЛОТОЙ ВЕК
СТРОФА-I
Наперегонки с волками – дело, считай, безнадежное. Особенно в лесу. Впрочем, я и не пытался.
Серые тени неслышно скользили рядом, то приближаясь, то вновь исчезая в вечернем сумраке. Время от времени кто-нибудь из самых молодых нарочно оказывался рядом, легко касаясь жесткой шерстью колена и затем вновь устремляясь вперед. В веселом оскале так и слышалось: бежим, человек! Но я лишь качал головой на безмолвное приглашение. Лес мы любим одинаково, но я все-таки не волк. Пока еще.
Вожак – постарше и посерьезней – уверенно шел впереди, выбирая удобную тропу. К моему шагу он давно уже приноровился и теперь даже не оборачивался, зная, что я не отстану. Хотя и ему явно хотелось кинуться вдаль на всех четырех, не разбирая дороги, прямо в самую чащу.
– ...Да это же так просто, регус! Мы тебе покажем, это каждый сумеет. Смотри: руки расставляем, упираемся в землю...
Они очень удивлялись, что я не хочу стать волком. А в то, что не могу, – не верили. Ведь волком в этих краях мог стать каждый.
Ветка-предательница хлестнула по щеке, заставив остановиться и поглядеть наверх, на почти исчезнувшее за густыми кронами вечернее небо. Кажется, Солнцеликий уже ушел на покой. Пора и нам. Все равно раньше завтрашнего полудня до цели нам не добраться.
– Привал!
Волк-старшой поднял левое ухо, замер, затем согласно кивнул.
– Гр-р-р-р!..
Тени метнулись во все стороны. Миг – и двое серых уже нетерпеливо пританцовывали, тыкая мордами куда-то в сторону. Все ясно – поляна. Остальные веером унеслись в темноту, и я заранее не позавидовал косуле, которая решила погулять этим вечером.
Хорошо в лесу одному. А с волками – еще лучше!
– ...Нет, ты видел, ванакт Диомед, видел? Бежит, понимаешь, волк, большой такой, серый. Бежит, значит, да? Потом лапами в землю упирается, да? Через голову переворачивается, да? А встает – человек! Ва-а-ах!
– Ну, волк, ну, переворачивается. После того, что мы уже видели, Мантос!..
– Э-э нет! Все равно – ва-а-а-ах!
* * *
– Нет, регус, тут спокойно. Здесь певкеты живут, но они лес не любят. Землю они ковыряют...
Дружный смех покрыл слова Греса, старшого гетайра. И действительно, что может быть смешнее, чем ковыряться в земле? Кроты – не волки.
Костер, косуля на вертеле (та самая, что погулять вышла), крепкие плечистые ребята у огня, ночной разговор. Прямо как у нас в Арголиде, где-нибудь возле Эгины Апийской, разве что на моих гетайрах – ни клочка одежды. Волки холода не боятся, даже когда они люди. И оружия нет. Зачем оружие, если человек в любой миг может стать волком?
