Василий Звягинцев - Андреевское братство

— И вообще, Игорь, телесно ты ведь останешься здесь, — вступил в разговор Шульгин. — А в сферы поднимешься только и исключительно в интеллектуальном смысле.

— Точно так же, как Вера ходила спасать Аллу. А теперь ты им кое в чем поможешь, — добавил Андрей.

Довод был выбран неотразимый. Под каким бы предлогом, интересно, я мог отказаться, если намек был сделан более чем прозрачный? Напомнив об акции Веры, Новиков заодно поимел в виду и себя, свое участие в крайне рискованном деле, тем самым поставив вопрос и о моей способности помнить ранее сделанное добро.

Психолог, одним словом. Отказаться я не мог, но и не понимал в то же время, что и как я должен сделать там, в совершенно для меня загадочной Гиперсети. И как в нее попасть соответственно.

— Да ничего такого делать и не потребуется. В физическом смысле. Всего-то нужно будет сесть, закрыть глаза, сосредоточиться и всей силой воображения попытаться представить себе Артура в том виде, как он являлся тебе последний раз. Или — каков он был на «Призраке». Мы, в свою очередь, организуем тебе, нет, твоей ментальной матрице выход в астрал. Там, если повезет, найдешь Артура. И договоришься с ним…

— О чем? — перебил я Андрея, начиная как-то даже увлекаться этой идеей.

— О чем мы уже говорили. Надо, чтобы он согласился поискать с «той стороны» точки сопряжения с твоей и, по возможности, с другими реальностями…

— А зачем бы это ему? — задал я вполне логичный вопрос.

— Затем, что мы теперь в состоянии помочь ему осуществить заветное желание. Даже — любое из них. Или, если угодно, — окончательно умереть, или — вернуться к полноценной жизни «по эту сторону заката». Как, устроит его такая плата?

Я подумал, что скорее всего да.

— В общем, стулья против денег, — подвел резюме Шульгин. — От тебя требуется только проявить дипломатические способности, на которые мы, увы, не способны. Так как?

Я пожал плечами, не имея выбора. Действительно, задача не из самых трудных. Оставались детали.

— А для релаксации мне никакого средства не будет предложено? — поинтересовался я. — Мескалин, к примеру, или псилоцибин. Гашиш, в крайнем случае. Говорят, очень способствует.

— Указанные препараты хороши для вояжей в вымышленные миры, — ответствовал профессор, — в нашем же случае нет ничего лучше элементарной водки. Желаете?

Я прислушался к собственным ощущениям. Пожалуй, что нет. Вообразить Артура я могу без всякого допинга. Если же попытаться достигнуть кондиций Удолина… Я скорее не Артура, а зеленых чертиков увижу.

Но друзья-то мои, но они… Вот уж никогда не мог представить себе Новикова медитирующим, распевающим буддийские мантры и вращающим молитвенную мельницу. Совершенно не стыкующиеся амплуа.

Да он, правда, ничем таким заниматься и не собирался. Они с Шульгиным просто слегка передвинули по навощенному паркету свои кресла, так что я действительно оказался если и не в круге, то в центре треугольника. Александр Иванович поворотом реостата притушил свет торшера до минимума, поудобнее устроился в кресле, скрестив руки на груди и опустив взгляд.

Андрей же счел нужным хоть кое-что мне пояснить.

— Есть предположение, что наш друг Артур пребывает где-то поблизости, раз сумел выйти с тобой на контакт. Скорее всего — в одной из ближайших ветвей Гиперсети. Что это такое — объяснять долго и не ко времени. Грубо говоря, это нечто вроде определенной ипостаси гипотетического Мирового Разума. Или — технократически выражаясь — Вселенского компьютера, который нас всех от скуки себе воображает и играет нами в свои многомерные шахматы.

Мы сейчас попробуем ментальным образом в означенную сеть проникнуть. Ничего не бойся. Телесно ты останешься здесь. Как оно будет выглядеть в натуре — то место, куда ты, возможно, попадешь, — понятия не имею. Каждый раз и для каждого оно выглядит по-своему. Обычно — как-то соотносится с предыдущим жизненным опытом. Веди себя так, как вел бы в подлинном мире. Сосредоточься и… Ну просто будь самим собой.

Давай, приготовься — и поехали!

Новиков тоже откинул голову на изогнутую высокую спинку, смежил веки. Профессор что-то невнятно забормотал.

Все происходящее удивительно напомнило мне сеанс у сан-францисского ясновидца Премтинсуланона. И звучанием выпеваемых Удолиным мантр, и тем, что мне опять надо вызывать перед внутренним взором образ знакомого человека. Что ж… Прошлый раз медитация, если это так называется, увенчалась успехом. Какой результат будет теперь?

Я считал себя весьма устойчивым ко всякого рода гипнотическим воздействиям, сумел устоять даже против психической атаки «пришельцев с Антареса». Но сегодня я сопротивляться не собирался, решил просто систематизировать и анализировать ощущения, которые, возможно, предстоит испытать во время мистического сеанса.

Увы, анализировать оказалось нечего. Последнее, что удалось совершить осознанно, — это вызвать не перед закрытыми веками, а где-то на внутренней стороне лобной кости довольно ясное цветное изображение Артура. Отчего-то таким, как я увидел его в самый первый раз, а отнюдь не в последний.

И будто провалился, нет, скорее вознесся в воронку смерча, составленного из мириад крупных сверкающих снежинок.

Весь период сравнительно ясного сознания продолжался не более четырех-пяти секунд. Далее — тьма и тишина. Или — тьма тишины.

Когда же она рассеялась я, к своему глубокому разочарованию, ничего подобного обрисованному Артуром райскому саду, цветам в капельках росы и утреннему солнцу на лазоревом небосклоне не увидел. Хотя и знал необъяснимым, но совершенно естественным для меня образом, что пребываю уже в потустороннем мире. Знал о сущности Великой Гиперсети, о ее структуре и предназначении и о своем в ней месте. Чувство, без всякой натяжки, удивительное. Как у студента, по совету бабушки положившего в ночь перед экзаменом под подушку учебник какой-нибудь совершенно неудобовоспринимаемой органической химии объемом в 1000 страниц, а наутро при всем своем здоровом скепсисе убедившегося, что знает его наизусть до последней запятой.

Что еще следует отметить — все эти мои вновь обретенные знания никаким образом не мешали мне воспринимать мир, в который я попал, как абсолютно реальный, подлинный, единственно возможный, и вести я себя в нем начал не как актер, играющий «в предложенных обстоятельствах», а как человек, пусть и догадывающийся, что спит, но не имеющий возможности произвольно менять сюжет и «идеологию» выстроенного подсознанием сценария.