Вилли мы встречаем куда более тепло и сердечно, нежели всех прибывших ранее. Когда он, вместе с Доной и детьми, выходит на перрон, я бросаюсь к нему почти бегом, демонстрируя «искреннюю привязанность и братскую любовь».
– Здравствуй, пока еще кузен! – радостно сообщаю я, крепко стискивая его в объятиях.
– Почему «пока»? – оторопевает Вильгельм.
– Потому что завтра – ты мне уже не кузен. Ты мне – брат!
Вильгельм секунду размышляет, потом его усы взлетают в широкой, радостной улыбке:
– Да, а я как-то не понял. Здравствуй, брат мой! Не хочу дожидаться до завтра!
Мы проходим вдоль строя моих атаманцев. Вильгельм обозревает строй казаков в парадных мундирах. Но казаки на него не смотрят, их внимание приковал к себе человек в такой же, как и у них, форме, из свиты германского кронпринца. Это старший брат Шелихова – Степан. Пока братьям еще не довелось обняться или хотя бы поздороваться, но могу себе представить, что будет вечером…
Рассказывает принцесса Виктория фон Гогенцоллерн (Моретта)
Эти дни перед свадьбой сливались в какой-то один большой праздник. Приезд представителей царствующих фамилий, многочисленных Романовых, встречи, встречи, встречи и подарки, подарки, подарки… Но главное – ее Ники – самый лучший, самый замечательный, самый любимый – был рядом. Теперь она не видела в нем никаких недостатков. Совсем никаких. Ну, почти… Она уже смирилась с его привычками устраивать по утрам занятия «русской гимнастикой», с тем, что за стол вместе с ними садятся его kazak’и. Единственное, что она постаралась сделать в последние дни перед свадьбой, – отучить его от этой странной, глупой привычки курить утром в постели натощак. Но и с этим она примирилась: все это мелочи, в сравнении с тем, что они любят друг друга, что очень скоро они соединятся навсегда, чтобы больше не разлучаться до самой смерти…
Она была так рада, когда Ники назвал Вильгельма братом. Вот и свершилось то, о чем мечтал дедушка, когда ратовал за эту свадьбу. Вот Ники и Вильгельм обнялись, вот прошлись перед строем почетного караула. Вот Ники подвел ее к автомобилю, который украшали флажки российских национальных цветов. Вильгельм, Дона и дети усаживаются во второй автомобиль, который украшают флажки Германской империи. Когда автомобили медленно тронулись, Ники неожиданно весело рассмеялся. Она заинтересованно повернулась к нему:
– Милый, что такое?
Он улыбнулся, погладил ее по руке:
– Малышка, ты не поймешь, но если бы ты только знала, как это смешно: будущего главу дружественного государства, прибывшего с официальным дружественным визитом, везут по городу на «Жигулях»…
…Она немного удивилась, когда Ники, почти сразу же по прибытии в Кремль, засобирался на Hodynku. Конечно, ему не терпится показать Вилли своих солдат, но ведь завтра – свадьба! А он отвлекается…
Рассказывает Олег Таругин (цесаревич Николай)
На Ходынском поле нас уже ожидают два взвода учебной лейб-гвардии пулеметной роты. Перед ними гоголем прохаживается полковник Келлер. Повод для гордости у него нешуточный: буквально вчера Федор Эдуардович выбил из своего «Единорога» пятьсот из пятисот! Завидев нас с Вильгельмом, он подтягивается и маршем рубит нам навстречу.
Вильгельм благосклонно принимает рапорт Келлера, обозревает марш и строевые упражнения взводов, но тут же поворачивается ко мне:
– Брат мой, в прошлое мое посещение вашей державы (германский посол закатывает в ужасе глаза) вы поразили мое воображение удивительным искусством боя без оружия. Я, разумеется, ожидал, что в этот раз вы покажете мне нечто не менее удивительное. Но, право же, если вы решили поразить меня выучкой своих солдат, то приглашаю вас посетить мой гвардейский гусарский полк. Вот где истинная выучка…
Я усмехаюсь. Гвардейские гусары… «Уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами…» Сейчас, «любимый братец», я тебе покажу нечто, что поставит точку в лихих кавалерийских атаках развернутым строем.
– Любезный брат мой, прошу вас представить, что вон тот ряд мишеней – гвардейский гусарский полк, ну, к примеру, вашей бабушки Виктории. Сколько солдат вам потребуется, чтобы остановить их натиск?
– Два эскадрона моих «черных» гусар! – не раздумывая, реагирует Вильгельм.
– Прелестно, – моя улыбка становится еще слаще. – Федор Эдуардович, прошу вас дать команду на отражение атаки развернутого строя кавалерийского полка.
Келлер кивает, затем поворачивается и выкрикивает отрывистые команды. Повинуясь им, от строя взводов отделяются пять расчетов – группки по четыре человека каждый. Одни несут разлапистые треноги пулеметов, другие – жестяные коробки с патронными лентами. Два расчета мчатся на фланги, остальные – распределяются по фронту. Вот они добегают до известного рубежа, командиры расчетов взмахивают руками. Все дружно, точно подрубленные, валятся на землю. Мелькают из-под локтей малые саперные лопаты, еще одно Димкино подарение. Расчеты в хорошем темпе отрывают окопы для стрельбы из пулемета лежа. Готово.
Келлер взмахивает рукой. Понеслась! Грохот пяти крупнокалиберных пулеметов оглушает. Кажется, что дрожит земля, началось землетрясение, извержение вулкана. Порох в патронах бездымный, поэтому ничто не мешает побледневшему и стиснувшему кулаки Вильгельму наблюдать за превращением нескольких шеренг мишеней в труху. Наконец Вилли поворачивается ко мне:
– Это впечатляет, брат. Но ваши мишени неподвижны. Если бы они двигались…
– Ничего бы не изменилось, братец, ровным счетом ничего. Пулемет, в отличие от картечницы, легко переносит огонь, как по фронту, так и в глубину. Двести патронов – одну питательную ленту он выстреливает меньше чем за полминуты. Четыреста патронов в минуту, пять пулеметов – две тысячи выстрелов в минуту. Пусть половина промахнется, хотя промахнуться по такой крупной мишени, как всадник, – это нужно постараться. Тысяча убитых в минуту, в две – полк британских гусар прекращает свое существование.
Вильгельм раздавлен и уничтожен. Не надо быть военным гением, чтобы понять: полк британских гусар ничем не отличается от полка гусар прусских. Но, как всякий военачальник, он еще пытается сопротивляться:
– Конница – это понятно. Но пехота может залечь, начнет стрелять… Ваши пулеметы…
– Брат, поверьте: пулеметы просто не дадут вашим пехотинцам поднять головы. Стрелять? Даже из магазинных винтовок – бессмысленно.
Будущий кайзер уже безропотно проглатывает «магазинные винтовки» и завороженно впивается глазами в пулеметы. Он невольно делает шажок вперед:
– Позвольте мне попробовать, брат мой. Я прошу вас…
