От этакого Трубецкого толку чуть. Даже если доживу до победы, то дай бог до гвардейского капитана дорасти. В отставку, в имении сидеть, жену холить и лелеять, детям истории о делах былых рассказывать – самое время. Но для той миссии, для которой я сюда прибыл, это не положение. А значит, необходимо позаботиться о том, чтобы использовать оставшийся месяц с максимальной пользой. Чтобы в те дни, когда Давыдов, Сеславин, Фигнер и все прочие герои лесной войны будут возвращены в родные полки, остаться на своем месте. Или же все-таки получить отставку, хотя кто-то в Главной квартире явно склонен мне ее не давать. Я поглядел на опечатанный сургучом пакет, наследство бедного лейтенанта Буланже. Если мой план удастся – это послание может стать пропуском в большую игру. А если нет… О том, что станется в этом случае, лучше даже не думать.
Я сам не заметил, как задремал, усталость накатывала тугой волной. Такой, что и не выгрести, сколько ни размахивай конечностями. Весь вечер отчего-то было зябко, впрочем, «отчего-то было» не слишком уместно. Температура воздуха держалась около нуля по Цельсию, и ветер то рвался невесть куда, то утихал, заглядевшись на ветви деревьев в последней багряно-желтой листве. Что бегать по лесу, что сидеть на колокольне – по такой погоде не слишком приятно. В тулупе жарко, а распахнуть его – пот на спине моментально превращается в холодную изморозь. Здесь, в тепле барской усадьбы, меня сморило в сон так скоро, что я и осознать не успел, что засыпаю. Разбудил меня управляющий, зашел, кашлянул над ухом, примерно как мортира рявкнула. Я было спросонья за пистолет схватился, да вовремя осознал, где я и что происходит.
– Да я уж и стучал, ваше благородие, и окликал – вы и ухом не ведете. Я уж беспокоиться стал, не случилось бы чего. Оно вон старый барин, царствие ему небесное, благодетелю моему, тоже этак присел, да больше и не встал.
– Ладно, брось страшилки рассказывать.
– Вы б, батюшка, шли в опочивальню, чего оно за столом, не раздевшись, не помолившись, спать? Там уже натоплено…
– Натоплено – это хорошо. Однако ж спать нынче не время. Ночные часы – пора что ни на есть партизанская.
Старый фельдфебель лишь вздохнул, с укором глядя на буйного постояльца. По его авторитетному мнению, негоже было князю рыскать по лесам, будто разбойнику. И хотя всю эту пришлую нечисть он на дух не переносил, но все же сражаться с ней надлежало правильным образом – в строю, под барабанный бой, с развернутыми знаменами.
– Может, тогда желаете чего, самоварчик там или еще что?
– Нет, благодарю.
Он повернулся уходить. Но я остановил его.
– Мы нынче пойдем отсюда, враг бежит к границе, нам от него негоже отставать. Как мне отблагодарить вас за помощь?
– А чего ж благодарить, вы врага бьете, ваше благородие, дело святое. Я, как могу, как молодым барином велено, имение берегу. Коли супостат бежит, то и слава богу.
Я покачал головой.
– Оно, конечно, так, но праздновать все же рано. А за труды и хлопоты твои награда должна быть. Стало быть, вот что: выпишу я тебе грамоту охранную, чтоб если кто сюда войдет, неважно, из французов или же из наших, знал, что сие владение под моей личной опекой. И ежели вдруг бесчинство какое учинят – найду и самолично покараю.
– Да разве ж вы можете вражинам приказывать?
– Нет, приказывать, конечно, не могу. Но они обо мне уже наслышаны, знают, что пугать без толку не стану – открою охоту, и тем, кого отловлю, будет время позавидовать мертвым.
Управляющий недоверчиво покачал головой, но лишь промолвил:
– Тут уж как пожелаете, ваше благородие. А вот ежели бы ружей да пороха с пулями – то за то б вам большое спасибо все мы вам сказали. Сами видели, с этим у нас не густо. А ежели что, там и сами отстоим, с божьей помощью.
– Будь по-твоему. То, что нынче у егерей взяли, оставлю тебе.
– Ну, это с избытком, – в голосе старого вояки звучало воодушевление, как будто я предложил ему не орудие убийства себе подобных, а мешок картошки в голодный год.
– Да, вот что еще, – остановил я поток его благодарностей. – Ты-то, небось, вольный?
– Ну, так знамо дело. Двадцать пять годков еще со славнейшим нашим русским Марсом, – он чуть замешкался, вспоминая малознакомое слово, – генералиссимусом Александром Васильевичем Суворовым верой и правдой… Я ж вот на этом самом заду, между прочим, вслед за ним с горки ехал. А горка там о-го-го какая была, не нашим чета. У меня солдатский Георгий, между прочим, за Чертов мост имеется.
– Ну, будет, будет, не о том речь. А воители, что в твоем гарнизоне?
– Те, ясное дело, крепостные.
– Негоже это, – покачал я головой. – Они ведь тоже верой и правдой, с оружием в руках.
– На то барина воля. Ежели, вернувшись, пожелает освободить – земной ему поклон. А коли нет – лишь бог ему судья.
– Ты вот что, – я притянул к себе лежащий в стороне лист бумаги и обмакнул перо в чернила, – назови-ка мне имена героев ваших. Как война закончится, если жив буду, выкуплю их с семьями…
Я не успел договорить, в комнату размашистым шагом вошел ротмистр Чуев. Лицо его было хмуро, и усы топорщились, что бывало всякий раз, когда он был сильно не в духе.
– Что-то произошло, Алексей Платонович?
Гусар поморщился и сдвинул брови.
– Произошло, Сергей Петрович. Застава только что вернулась.
– С фузилером что-то не так?
– Нет, с фузилером все нормально. К дороге его вывезли, пинка дали, так что дальше сам побрел. Другая беда.
– Да уж рассказывай, не тяни.
– Конные егеря, что в дозоре оставались, выдвинулись к мосту, дабы переправу удерживать. А там на них войсковой старшина Фролов со своими казачками и обрушился.
– Что ж, поделом. Выходит, не только с нонкомбатантами его люди воевать умеют.
– Так-то оно так, да только на этот раз вышло плохо. Покуда егерей было мало, получалось еще туда-сюда. Хотя те дрались как львы. Ну а как весь остальной полк подошел, тут казакам не поздоровилось. Кто смог, убег, однако же многие не смогли. Мои люди рассказывают, пленных много.
– Экая незадача. – Я покачал головой. – Стало быть, выручать надо собратьев по оружию.
– Выходит, что надо, – вздохнул ротмистр. – Хоть и слова о них доброго нынче сказать не могу, а все ж, как ни крути, собратья по оружию.
– А что ж казаки-то?
– Сам войсковой старшина, сказывают, убит. А уж что там дальше они придумают, одному богу известно.
– Ладно, напоследок глянем, что тут можно сделать. – Я кликнул Рольфа Ротбауэра, спящего в господской библиотеке на турецкой кушетке. – Вели седлать, выступаем.
Остатки полка конных егерей стояли лагерем близ почтовой станции. Хотя от полка оставалось лишь чуть больше дивизиона, места для расквартирования этакой уймы народу не хватало. Разобрав окрестные сараи на дрова, лихие кавалеристы, краса и гордость Великой армии, угрюмо жались к кострам, ужиная, чем бог послал. Сегодня, впрочем, как вчера и позавчера, Господь был явно жаден.
