Ворота мы находим через десять минут. Циклопический герметичный затвор с шарообразной бронекрышкой.
— Товарищ полковник, а дверка-то чуть ли не чистый вольфрам, да пополам с перекалённой сталью. Толщина — метра три! Хитрые всё ж гады, классно окопались. Незаметно разбомбить этот комплекс было бы абсолютно нереальной задачей.
— Куликов блин, говори конкретней, — с досады я повышаю голос в микрофон. — Ты хочешь сказать, что мы не войдём?
— Войдём, товарищ полковник. У нас с собой два атомных бурильщика. На максимальной мощности прожжём за пять минут. Рядом стоять не стоит. Товарищ полковник! Может, это, тово? Прикрутить ко второму бурильщику наш фугас, да и отправить его вниз? Пусть кушают?
— Нельзя, Куликов. Быстро найдут и выведут из строя. Не у нас одних есть скафандры. Мощность заряда слишком велика… Его надо углубить как минимум на километр вниз, иначе будет слишком заметно. Начинайте!
Пламя. Опять пламя. Обжигающий изнутри атомный огонь, через который мы прошли много раз. Человек, подвергнувшись жёсткому проникающему излучению наших нагрузок, может прожить не более нескольких суток. Или куда больше, если ему пересадить почти все органы и кости. На обеспечение потребности Вооруженных Сил СССР в восстановлении жизни смертельно отравленных радиацией бойцов уходит труд сотен трансплантологов и тысяч обычных людей. Обычных людей, умерших естественной смертью достаточно рано, чтобы отдать часть себя на службу своим бойцам. Хрусталики, нервная ткань, стволовые клетки, целые органы…
Помогло бы, если бы мы десантировались на боевых кораблях. Но корабли слишком заметны.
Дверь не выдерживает вульгарных солдатских знаков внимания атомного бура, краснеет, плавится, и наконец сдаётся.
Перешагивая через разорванные взрывами тела, я вхожу в машинный зал. Зал просто огромен, ни за что не почувствуешь, что находишься глубоко под землёй. И простирается он чуть ли не на триста метров. Повсюду электротехника — компьютеры, осциллографы, микроскопы, измерительные камеры, нагревательные приборы, холодильники… Очень совершенная вычислительная техника. Явно какие-то исследовательские приборы… И много, очень много контейнеров с символом биологической опасности…
— Товарищ полковник!!!! — такой радостной паники в голосе разведки я не слушал с тех пор, как поймали последнего демократа. — Мы тут нашли такооое…
— Удачно зашли, словом? Докладывайте!
— Охрана продолжает оказывать сопротивление. Но их мало. Так что мы смогли проникнуть в вентиляцию — запустили эхолокационные зонды. Бункер уходит вглубь на десять километров, как минимум! Он стар как сама буржуазия. Из подземелий поступают снимки силуэтов зданий. Не видал я ничего подобного, никогда! Не могу их распознать. Что бы это ни было, данный комплекс очень важен.
— Отлично. Штурмовая команда, на связь!
Звуки выстрелов и разрывов надёжно фильтруются микрофоном брони. И этой надёжности не хватает. Безумно сильные и громкие, как молотком по голове, разрывы кумулятивных гранат перемежаются длинными очередями вражеских винтовок.
— Дело плохо, командир… Зачистку завершить не можем. В ангаре у них нашёлся танк, он не даёт пройти. По ветке идёт поезд. Наверняка подкрепа! Подкрепление это, как слышно!.. Вытащите Ковалёва из-под огня, етицкий пёс!!! Вооружены прекрасно, козлы… Мы потеряли уже пятнадцать. Пока держимся. Гранат мало осталось.
— Ясно. Отходи в машинный зал, лейтенант! Слышишь меня?! Оставь за собой пару растяжек и отходи! За главным лифтом машинный зал, отходи на мои координаты! Как понял?!
— Понял!…
— Сапёры!
Возившиеся у меня за спиной сапёры даже не сразу меня слышат — они напряжённо готовят двухсоткилограммовую бочку термоядерного заряда.
— Сапёры блин!!!
— Заряд готов, товарищ полковник.
Заряд готов. Зловещий, крашеный белой масленой краской цилиндр с Красным флагом на борту. Нашим флагом.
Термоядерные заряды хороши тем, что ими не надо точно прицеливаться. Термоядерные заряды плохи тем, что они очень уязвимы…
В зал вбежала штурмовая группа Григорьева. Точнее, ввалилась покачиваясь. От группы осталось шесть человек, ещё троих раненых они принесли на себе. Плюс трое сапёров. Плюс десятеро разведки. Плюс я.
Когда мы входили в комплекс, нас было сто человек. Мы редко возвращаемся…
Тревожно запищал бронекостюм, требуя немедленного принятия медицинских мер. Пока мы спускались по проплавленному атомным буром колодцу, мы нахватали по половине смертельной дозы на рыло. Если через шесть часов мне не сделают переливание крови и инъекции радиозащиты, я начну умирать. Старый я стал… Самый старый во всей команде. И шести часов у нас по-любому нет.
Плохо ли это? Домой мне всё равно нельзя — я слишком много знаю, и высок риск, что меня похитят или незаметно расколют. От резидентуры трудно защищаться. От предателей же — защититься невозможно.
— Яковлев, слушай моё задание. Ты теперь за меня. Берешь всех, прямо сейчас грузитесь в лифт, и валите к чертям на поверхность. Эвакуируйтесь по инструкции. Я — остаюсь. Подорву заряд в последний момент. Радиоинициация с поверхности один хрен не удастся. Просто так заряд оставлять нельзя, могут успеть обезвредить. Или подорвут до того как выберетесь…
Слава Яковлев поворачивается и смотрит мне в глаза. Смотрит долго… Он умный, он не будет задавать дурацких вопросов.
— Есть грузиться в лифт!
Бойцы, кто усталой трусцой, а кто быстрыми шагами, уходят.
Я устраиваюсь поудобнее за бетонной колонной у стены. Мину я теперь вижу издалека, но никто не сможет подойти к ней, не попав в мой сектор обстрела. И хорошо ещё, что бункеровцы понятия не имеют, КАКОЙ мы им принесли подарочек… Включаю эхолокационный детектор движения. Он не так удобен, как радар, зато незаметен в работе и не ошибается.
Первому ворвавшемуся в зал вражескому штурмовику я засадил гранату под дых. Кумулятивная струя продавила его насквозь, отбрасывая далеко назад. Бежавших за ним посекло осколками, и они на секунду опешили — оказывается, странные отморозки в броне без опознавательных знаков, только что перемоловшие добрых три сотни охраны бункера, ещё не бегут!
Дааа, на них и впрямь отличная защита. Изящные тёмные комбинезоны, рельефные от электромышц, с пластинами стабильной брони и красными окулярами. Обычные пули и осколки таких не возьмут. Только специальная кумулятивная граната из гранатомёта…
Вторую и третью я зарядил графито-дымовыми. Бум, бум! Побегайте-ка, други, вслепую!
Ответный огонь начинает нащупывать меня в темноте…
