– Ну что, ты тоже хочешь получить?
Но второй отшатывается к стене – со страху он чуть не напустил в штаны, пьяная храбрость бесследно испарилась. Хана тянет Шоэля за рукав, но он все никак не успокоится.
– Не попадайтесь мне больше на дороге! – пригрозил Шеилка поверженным врагам. – В следующий раз кости переломаю, так и знайте!
Шоэль провожает Хану до дома. В воротах по-прежнему стоят дежурные жильцы. Сердце девушки переполнено гордым счастьем. Она прижимается к своему надежному заступнику, глаза ее полны любви и говорят красноречивее всяких слов. Шоэль тоже летит, как на крыльях. А дома – новая радость – дорогая гостья. Приехала его мать, Фейга.
– Почему ты не написала, мама?
– Писала, и не раз, – отвечает Фейга. – Это почта теперь так работает.
Она рассказывает, что получила письмо от Йоэля. Отцу обещают в госпитале двухнедельный отпуск, и он намерен приехать домой. Правда, дороги сейчас перегружены, поезда переполнены, люди едут на крышах вагонов, висят на тормозных площадках. Но ведь как-то едут же – проедет и он, Йоэль. А по приезду он очень хотел бы повидать сына. Потому-то Фейга и заявилась в Одессу – за Шеилкой. К тому же она намерена сделать кое-какие покупки.
Выслушав мать, Шоэль насупился. Неожиданная весть застает его врасплох. Нет, он ничуть не рад этому предложению. Сказать больше – юноша настроен решительно против этих принудительных каникул. Еще бы – по нынешним временам можно надолго застрять в Богом забытом городке. А что у него общего с этим местечком? Шоэль взволнован и раздражен. Он уже достаточно взрослый человек, а его заставляют снова схватиться за мамину юбку и вернуться домой. Это же просто смешно! Если дело в деньгах, которые присылают ему из дома, то он обойдется и без них. В классе Шоэля есть несколько ребят, которые не получают никакой помощи от своих родителей, и ничего, как-то устраиваются! Одни дают уроки, другие стараются заработать на погрузке-разгрузке. А он, между прочим, может работать грузчиком совсем не хуже.
«Но что же это он творит? – думает Фейга. – Неужели мой Шеилка противоречит своей родной матери?»
Сидя за столом напротив Шоэля, она смотрит на сына и пытается понять – как?.. почему? Вот она – дочь еврейского местечка, где с давних времен худо-бедно жили-тужили ее деды и прадеды. А сын? Сын привязался к большому городу и теперь знать не желает своих истоков!
«Да, – горько думает мать. – Правильно сердце подсказало…»
А она еще сомневалась, нужно ли ей ехать за тридевять земель, бросив столовую на Батью и Лею. Конечно, нужно было! Потому что иначе Шоэля домой не вернуть – ни письмами, ни телеграммами. А сейчас все-таки есть шанс уговорить сына. Господи, какие эти Горовцы упрямые!
Цадок и Гита тоже высказывают свое мнение. Они поддерживают Шоэля, пытаются доказать Фейге, что возвращаться ему не следует. Разговор затягивается до поздней ночи. Спать все ложатся раздраженные и утомленные. Наконец в доме становится тихо и темно.
– Мама, ты спишь? – шепчет Шоэль.
– Нет! – сердито отзывается мать.
– Я хочу, чтобы ты познакомилась с моей подругой. Она придет сюда в воскресенье.
Одесса давно уже погрузилась в сон, Эпштейны тоже заснули, и только сердце матери не может успокоиться.
– Не забывай, сынок, что кроме Одессы есть еще целый мир, и в этом мире наш папа, твоя сестра Мирьям… – шепчет Фейна на бердичевском идише. – А еще скажу тебе, родной, то, что давно уже чувствую. Плохо все складывается вокруг… беда будет…
Нет, не слышит Шоэль – заснул. Повздыхав, заснула и Фейга. Назавтра, после новых споров и обсуждений, решили, что Шоэль поедет домой на новогодние каникулы, а дальше – в зависимости от обстоятельств.
Узнав о предстоящем отъезде Шоэля, Хана растерялась. Этот удар судьбы пришелся ей в самое сердце. Пусть там, на улице – ненастье, ночные грабежи, угрозы, пусть даже Одесса во вражеской осаде, – что ей за дело до всего этого, когда рядом ее любимый? Во сне и наяву, ночью и днем, глаза ее видят перед собой только Шоэля. Вся прежняя жизнь до знакомства с ним кажется Хане пустой и никчемной. Она твердо верит: сама судьба свела их; жизнь ее принадлежит Шоэлю, жизнь Шоэля – ей. Если он позовет, если даст знак – она, не раздумывая, поспешит к нему пусть даже на край земли. Шоэль для Ханы – смысл жизни, центр вселенной. Поэтому нет и не может быть новости хуже, чем его отъезд. Хана подавлена, лицо ее осунулось, душевные муки терзают девушку. А Шоэль даже не может ее успокоить – все свободное время он проводит с матерью.
Но вот наступило воскресенье, и в десять утра раздался звонок в дверь. Это Шоэль, а она даже не успела переодеться – так и встретила его в домашнем халате! Увидев юношу, Хана мгновенно преобразилась, вспыхнула и засияла.
– Ты куда пропал, Шеилка? – кричит другу из постели обрадованный Борис.
Софья Марковна тоже приветливо встречает молодого Горовца, приглашает за стол.
– Нет, спасибо, – благодарит Шоэль. – Я уже позавтракал дома… хотя, стакан чая с вареньем никогда не помешает.
– Софья Марковна, – говорит он чуть позже. – Можно Хане пойти со мной к Эпштейнам на несколько часов? Моя мама хотела бы с ней познакомиться.
Не дожидаясь ответа матери, Хана мчится в свою комнату и через минуту-другую выпархивает в гостиную во всем очаровании своей юной прелести. «Поди не разреши!» – вздыхает Софья Марковна, невольно любуясь дочерью. Влюбленные слетают вниз по ступенькам, и, взявшись за руки, несутся по улице. Забыта тревога, пропало раздражение, исчезло с лица выражение угрюмой тоски – полная жизни и радости, Хана шагает по правую руку стройного юноши.
Они пересекают Херсонскую улицу, чуть не столкнувшись со встречным прохожим – немолодым человеком в сером шерстяном свитере. Это поэт; еще в былые времена он сумел предугадать столь многое… Остановившись, он провожает долгим взглядом молодую пару, словно сошедшую в это промозглое утро из другого – высшего, сияющего мира. В душе у него уже шевелятся строчки стихотворения, которое будет написано вечером: «Для тех, кто придет после меня…»
Добежав до дома на Арнаутской, влюбленные стремительно поднимаются по ступенькам на третий этаж. Они тяжело дышат, лицо Ханы посерьезнело, ведь она здесь впервые. Первым навстречу гостям бросается маленький Арик. Для закрепления знакомства Хана дает мальчику пакет с печеньем из отцовской пекарни. Эпштейны встречают Хану приветливо, в особенности – Цадок, которому ничто не доставляет такого удовольствия, как общение с молодежью. Его обширная лысина сияет от наплыва чувств. Гита, как всегда, приветлива и мила.
Зато Фейга, одетая в старое провинциальное платье, настороженно смотрит на цветущую одесскую девушку. «Так и есть, – думает она. – Это из-за нее Шоэль не желает ехать домой…». Чувство материнской ревности овладевает Фейгой, но она не дает ему волю и постепенно успокаивается. Оба еще так юны… – нет, пожалуй, бояться тут нечего. Как только Шоэль окажется дома, это мимолетное увлечение испарится.
Фейга и Шоэль отправляются в поход по магазинам, и Хана присоединяется к ним. Они долго бродят по Дерибасовской и Ришельевской, и счастливое выражение не сходит с лиц Ханы и Шоэля. Короток зимний день, вот и небо потемнело, зажглись фонари. Нагруженные пакетами и свертками, веселые и голодные, покупатели возвращаются домой. Цадок, как истинный джентльмен, помогает Хане снять пальто. На ней ее нарядное платье с белым шелковым воротничком, что делает еще привлекательней ее белозубую улыбку.
Не успели сесть за стол, как в дверь позвонили. Кто же там? Ах, это отец Ханы, Ицхак-Меир, которого «начальство» в лице любимой жены Софьи Марковны выслало вперед на разведку боем. Все ли в порядке с нашей Ханеле? Ицимеир выглядит смущенным, задание жены его явно тяготит. Он отказывается от обеда:
– Нет-нет! Моя жена умирает от беспокойства!
– Передайте, пожалуста, Софье Марковне, что с Ханой ничего дурного не случится. Я ее провожу! – говорит Шоэль.
Цадок тоже успокаивает гостя:
– Не беспокойтесь! Мы ее обязательно проводим!
Хана счастлива, этот день похож на чудесный сон.
Ицимеир ушел – он торопится успокоить жену. Поля накрывает на стол. Цадок наливает вино в бокалы и, обращаясь к Фейге, произносит в ее честь самые теплые, сердечные слова – чтобы все было хорошо, чтобы в доме всегда был достаток, а в семье покой. Лехаим! Можно ли после этого не выпить? – Нельзя, и поэтому все сидящие за столом пьют до дна. Молодежь с аппетитом набрасывается на еду, за день беготни все прилично проголодались. После второго бокала над столом звонко разливается голос серебряного колокольчика – голос нашей красавицы Ханы.
Как чудесно, радостно и грустно! Шоэль провожает Хану домой, а на улицах никого! Вдалеке слышатся выстрелы. Взявшись за руки, они идут по заснеженной мостовой. У самого дома Шульбергов, между влюбленными происходит долгий прощальный разговор. Но, как ни оттягивай, наступает пора расставаться. Стараясь звучать бодро, Шоэль говорит:
